Russian vore story

[Takeshi]

Change encoding to Windows 1251 (cp1251)
Смените кодировку на Windows 1251 (cp1251)

[Lexus]

I can't seem to figure out how to do that ...........
I went into language section under control panel, and nothing .
Any other clues?

[Lexus]

Ok, let me take that back. 1251 is enabled now, and I still can't read what she wrote. I can read everyone elses Russian though :/.

[Takeshi]

Now that's weird, 'cause changing to win1251 works fine for me... Try this: http://www.charset.ru/

[Lexus]

не вижу, что случилось, у меня все отображается нормально оО хмм, давай мыло, отправлю туда<br /> З.Ы. не надо меня на &quot;вы&quot;, умоляю<br /> <br />?
Is that what it says for what she wrote last?

[Emi]

I can't get what's wrong with your code. To me, it works fine( I dunno what else can I do for you, 'cause I can't see the problem!

[Takeshi]

Угу
Exactly

[Emi]

Here's my newest russian vore story:) it's possibly F/M or M/F if you wish

http://aryion.ucoz.com/load/0-0-0-16-20

[Lexus]

.....Only if it were in English. I can read Russian, but it will take me forever LOL.

[Emi]

But you'd like it! there was a character named Leon

[Lexus]

LOL, I saw that when I opened it up. I was browsing through and saw what looked like my name, and BAM it was lol.

[Emi]

Well. If i decide to translate it into english, will you help me correct mistakes? I'll do it only if I know, in the result we'll have a good english story, but not a damn shit with tons of mistakes....

[Lexus]

Sweetheart, I was born in the USA, and more or less I'm a grammer Nazi.....there will be no mistakes .

[Emi]

ok;)

[mover]

да

[Komsomol]

Охотница / The Huntress

Part 1

This story contains:
* A young handsome white feral dragoness Melissa on the hunt to get herself some meal and entertainment. Mostly inspired by the amazing artwork by Kodar. I have my own crappy model of her, but I suck at modelling, she is supposed to look way more cute than that.
* Her unfortunate male prey of ambiguous species (presumably human), contemptuously referred to as a "rabbit".
* A despicably grotesque amount of femdom and overwhelming carnal humiliation. I didn't just spend more than 10 years in this community for nothing, I have read and seen a LOT; this story contains the harshest offense I've accumulated in my tainted imagination. Stay away if you value your ability to sleep at night.
* Crush! Stomp! Trample! Crackling of bones and desperate cries for help underneath an ineluctable shadow of utter defeat.
* Bodily liquids in such generous quantities they will pour out of your monitor and flood your apartment. Especially the spit. Don't slip.
* Unbirth scene of unprecedented length and cruelty that results in painful degradation of the prey. Most stomachs are more merciful than that.
* Scat and watersports because obvious reasons.
* Even more unconventional and sadistic ways to offend the poor prey.
* An obligatory love subplot.
* Singing.
* A shitload of ornate metaphors.

I will post the other parts if there is at least one more person in the world who likes this.

Милая молодая дракона охотилась на меня в тёплых лугах, где пышная высокая трава тянулась к звёздам острыми верхушками. Упругое белое тело мелькало между стеблей, плавно приближаясь ко мне. Дракона не пыталась себя скрыть, а как бы нарочно хихикала, ступая по земле, не успевшей остыть после заката. Её гибкие контуры плыли в мою сторону сквозь море зелени и толщу вечернего воздуха, сквозь полевые запахи и трели сотен насекомых я ощущал на себе непреодолимый голод в её взгляде. Эти совсем юные глаза, синие, как холодная полоса неба на горизонте, светились пронзительной жаждой плоти.
Я не мог не отметить для себя, насколько грациозны были её формы в свете луны. Этот свет падал на её белоснежную чешую вдоль атлетичных лап и хвоста, переливался в пространстве каким-то невиданным блеском, почти как в сказке. Лишь спустя минуту я понял, что молча уставился на неё, в то время, как молодая дракона села напротив меня, в очередной раз игриво хихикнув. Ей было интересно, что я буду делать дальше.
- Ну ты почему не убегаешь? Я ещё не набегалась.
Меня словно осенило, я подскочил на месте и тут же побежал в противоположную от драконы сторону, но споткнулся об корень всего через пару шагов, в то время, как два мощных крыла с глухим хлопком взмахнули позади меня, и в следующее мгновение дракона приземлилась на меня сверху, пригвоздив к земле. Мягкие подушки на её передней лапе надёжно прижали меня сверху, а затем ко мне опустился её гладкий чешуйчатый нос. Наклонившись прямо к моему лицу, дракона несколько раз быстро вдохнула воздух, который ощутимым потоком пронёсся в её ноздри, унося туда мой запах.
- Глупый маленький кролик. Вот ты и попался, теперь я съем тебя на ужин.
Дракона прошептала эти слова, упёршись губами мне в грудь. В это время кончик её языка щекотал меня, и я впервые ощутил на себе её горячую вязкую слюну. Она как будто сразу начала немного щипать кожу, уже вымещая на мне драконий голод. Конечно, я крутился и сопротивлялся, но из-под драконьей лапы мне было не выбраться.
- Ааа! Хорошая девочка, не трогай меня! Я не вкусный, и от меня заболит живот.
Дракона убрала лапу и спокойно села рядом, дав мне возможность подняться с земли.
- Ну нет, кролик. Я тебя честно поймала, ты уж давай теперь полезай в живот. Вот сюда, - и потёрла передней лапой своё чешуйчатое брюшко, из которого было слышно тихое недовольное урчание. Я думал, куда лучше побежать, но дракона почти окружила меня своим телом, разместившись около меня полукругом на мягкой траве.
- Я тебя съем, а потом выкакаю, и всё, нет глупого кролика. Но мне же нужно кушать, а я тебя поймала.
Я попятился но упёрся в драконий бок. Чешуя была чуть тёплая, приятная на ощупь. Должно быть, её нужно много белков, жиров и углеводов, чтобы чешуя росла и развивалась. Нужно хорошо думать, что ей говорить.
- Но если ты меня сразу съешь, я не смогу сделать тебе приятно. Я знаю, как доставить тебе наслаждение. Хочешь, я покажу? - и я потянулся в сторону хвоста, но дракона перехватила меня передней лапой.
- Наслаждение, да? Мне нравится наслаждение! Но ты же понимаешь, что потом я тебя всё равно съем, кролик - она подвинула меня чуть ближе и выпустила, приложив к своему чешуйчатому боку, - Ну-ка покажи, как ты собираешься доставлять мне наслаждение.
- Я вовсе не кролик. Сейчас покажу, - я встал и медленно начал подбираться к драконьему крупу, но её лапа опять меня остановила, сильно сдавив двумя пальцами.
- А, ты про это? Фууу, какой ты жалкий, глупый маленький кролик. Бегать не умеешь. А ещё хочешь сразу ко мне под хвост. Разве не знаешь, как плохо под хвостом? - дракона поднялась передо мной на все четыре лапы, - Там очень тесно и страшно, и ты, маленький кролик, быстро там у меня увянешь. Иди ты в попу, кролик!
Дракона стояла передо мной, расставив лапы в стороны и нетерпеливо махая хвостом, языком своего тела намекая мне, чтобы я прошёл под ней в сторону основания хвоста. Я имел ввиду не совсем это, но готов был на что угодно, чтобы не попасть в её желудок. Обречённо я поплёлся к драконьему междулапью. Моё тело болело от того, как дракона хватала меня, лучше бы её не провоцировать.
- Постой! - резкий голос драконочки заставил меня замереть. Она приподнялась передо мной, с энтузиазмом взглянув вниз на свою новую игрушку, - Как здорово, что ты выполняешь мои команды, но вообще-то, тебе пока что рановато туда, - она грациозно развернулась и легла на спину прямо передо мной, вытянув шею и коснувшись меня своим гладким носом, - Меня зовут Мелисса. Обычно я просто сразу ем кроликов, но ты же ещё и трусишка, будешь делать всё, что я говорю. Полезай вот сюда, - Мелисса указала лапой на свою грудь.
Я действительно боялся её ослушаться, и, подойдя к боку драконы, начал пытаться на него взобраться. Дракона была немаленькой, залезть на неё с первого раза было тяжело, и она мне совсем не помогала, а лишь молча смотрела, как я карабкаюсь на её чешуйчатую грудь. Наконец, забравшись на то место, которое она указала, я ощутил под собой стабильные толчки её юного сердца, которое бодро качало жизнь по удивительному телу. Вздымающаяся и опускающаяся грудная клетка поддерживала пламя жизни в этом её плотном сосредоточении. По ту сторону органической преграды, внутри груди у драконы как будто носились с невероятной скоростью её молодое любопытство и игривость, стремление бежать, охотиться и радоваться этой потрясающе красочной жизни, её запахам и звукам, её причудливым деталям в шевелении каждого пёстрого лепестка и шершавости каждого камешка. Приложившись к её груди, я ощущал всё это там, всё, что тонет в молодой глубине её синих глаз и продолжает существовать в виде её собственных чувств. Эта дракона была сгустком тёплой, юной жизни, которая стремилась исследовать настолько новый для неё окружающий мир, сияя своей непреодолимой энергией. Я не мог не обнаружить какую-то мрачную справедливость в том, что Мелисса собирается употребить меня в пищу; эта энергия ей понадобится, чтобы жить. Возможно, мои калории ей нужнее, чем мне, но отдавать их совсем не хочется. Страшно подумать, что её жизнь полностью поглотит мою, переработает и использует, чтобы продлить своё существование, но ещё страшнее становится от того, насколько эта жертва выглядит оправданной.
- Что ты теперь будешь со мной делать? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я могу быть полезным, если меня не есть.
Мелисса потянулась ко мне передней лапой и игриво ткнула меня пальцем.
- Я буду тебя обижать, глупый кролик. Я тебя обижу очень сильно перед тем, как слопать. Тебя было так легко словить, хотя я же девочка! Что за никудышный кролик, взял да и сделался девчачьим ужином, - дракона презрительно усмехнулась, она говорила с такой интонацией, будто хочет меня пристыдить. И мне было немного стыдно, что я недостаточно старался сбежать от неё, но, похоже, у меня всё равно не было шансов, - Просто я думаю, что ты этого заслуживаешь, глупышка. Ты так плохо убегал, и так покорно слушаешься. Ты получишь от меня то, чего ты стоишь.
Мелисса резко поднялась и встала на лапы. Я упал с её груди на землю и вскрикнул от удара, но дракону не волновало, что я могу что-нибудь себе сломать.
- Раздевайся, кролик. Нужно снять с тебя эту кожуру, - она потянулась ко мне передней лапой и подцепила когтем мой воротник, тут же разорвав рубашку. Я вскрикнул от испуга, а дракона не стала ждать, когда я сам выполню её приказ, и, резко дёрнув, сразу сорвала с меня рубашку, после чего схватилась двумя пальцами за мою левую штанину, так же резко потянув её на себя. Я наспех развязал пояс, чтобы драконе не пришлось отрывать штаны вместе с ногами, и через несколько секунд уже был беззащитен перед вечерней прохладой. А дракона беспечно отбросила мою рваную "кожуру" в сторону, она её совсем не интересовала.
- Перед тем, как расправляться с глупыми кроликами, я всегда сначала плюю. Вот, смотри.
И я с ужасом обнаружил небольшой комок, поднимающийся под чешуёй по шее драконы со скользким хрипом. Дракона подняла голову, накапливая во рту вязкую харкотину. Затем она обратилась ко мне с полным ртом этой мерзкой массы. Мне было слышно, как она урчит под драконьим языком.
- А теперь ложись на землю. Я прямо на тебя плюну, кролик.
Это было очень странно и страшно, но я лёг, глядя вверх на приближающийся кончик чешуйчатого носа. Голова драконы ненадолго зависла надо мной. Я услышал тихий смешок, затем челюсти быстро раздвинулись, а лёгкие драконы, мгновенно сократившись, вытолкнули прямо на меня тяжёлый объём слюны и горловой слизи, сразу покрывший меня липким солёным слоем. Отвратительная харкотина пузырилась и урчала, в ней плавали вязкие сопли и множество частичек драконьей еды, микробов с её острых зубок и ротовой полости. Всё это нахлынуло на меня резким ударом, моментально ввергая в состояние глубочайшего угнетения организмом красивой молодой драконы. Я ощутил на себе тяжёлый груз её горлового сплёва, он мерзко стелился по мне и урчал. Я стал машинально пытаться выбраться из липкого плевка, но он был очень вязкий и легко склеивал меня в одну сплошную безобразную соплю. А дракона, тем временем, сидела напротив меня и наблюдала сверху, невинно хихикая. Какие же страшные вещества имеются внутри этого чудного организма.
- Кролик, расскажи, как тебе быть заплёванным? Тяжело в моей харкачке? Ну-ка, рассказывай!
Приказ был произнесён с игривой, озорной интонацией, но я должен был его слушаться.
- Ууу, ну и гадость! Всё чешется, очень жарко! - я закашлялся, сплёвывая противную драконью соплю. Вокруг меня бурлило целое небольшое болото этой кошмарной жижи.
- Что поделать, глупый кролик? Придётся тебе чахнуть в моих плевачках. Я хочу, чтобы ты хвалил меня, пока я на тебя плюю. Правда, я красивая? - Дракона изящно выгнула спину и задрала нос, я с восхищением смотрел на её белое чешуйчатое тело сквозь вязкие нити солёной слюны. По ту сторону этой красивой чешуи уже журчал новый увесистый плевок, поднимавшийся вверх по драконьей шее, навстречу невинной улыбке, которая раскрылась зубатыми челюстями прямо надо мной. Я увидел, как дракона ворочает языком бурлящую слизкую массу у себя во рту, меня окатило её горячим дыханием, которое несло жуткие запахи разложения неудачливой добычи.
- Ты умница, Мелисса. Хорошая охотница, словила меня. Ты так здорово летаешь и прыгаешь! - Я скривился от того, что на меня вязким потоком хлынула слюна с драконьей челюсти.
- Да, я люблю охотиться на таких жалких глупых кроликов, как ты, - дракона села напротив меня, довольно улыбаясь. В её глазах сияла радость за удачную охоту, наверняка, ещё далеко не последнюю. Когда она со мной покончит, этой красивой белой драконе ещё предстоит расти и многому научиться, а я, похоже, послужу для неё лишь закуской, о которой она вскоре забудет. Я тихо всхлипывал, пытаясь стащить с себя вязкий слой харкотины, приклеившийся к телу.
- Только посмотри на себя, какой никудышный обслюнявленный кролик. Ты такой хлипкий и мерзкий, весь в моих девчачьих плевачках. Фуууу, тебя даже девочка заплевала, - Мелисса скривила презрительную мину и помахала передней лапой перед носом, изображая отвращение мной. Отвращение и желание меня унизить как можно больше перед тем, как съесть, - А ты почему больше не хвалишь меня? Разве я тебе разрешала больше не хвалить? Или, может, я тебе не нравлюсь?
- Конечно, нравишься! Ты самая-самая красивая белая дракона из всех! У тебя такие замечательные лапы и крылья и хвостик, только не плюй на меня больше! - я кривлюсь и сплёвываю журчащий мерзкий суп из харкотины и соплей. Мощный привкус драконьей глотки уже въелся в меня и размывал в себе. Дракона зарычала, показав ряд острых блестящих зубок.
- Но ты же такой глупый и паршивый, как на тебя можно не наплевать? - Мелисса наклонилась ко мне, я машинально закрылся руками, увидев её приближающийся нос. Драконе это не понравилось, она нахмурилась и зарычала громче, сильно испугав меня. Её ярость так молода и спонтанна, но я ничего не мог ей противопоставить, оставаясь в её полном распоряжении, - Я не разрешала тебе закрываться! Смотри мне прямо в горло, кролик! И попроси очень вежливо, чтобы я в тебя плюнула. Скажи мне что-нибудь очень приятное, а ещё открой рот и глаза, чтобы я попала тебе прямо в них, - дракона широко раскрыла пасть прямо напротив меня, я посмотрел на её подвижный пористый язык, на жёсткие рёбра на потолке ротовой полости, на частокол прочных молодых зубок. В самом центре пасти, за множественными нитями слюны, натянувшимися между челюстей, расширялся и сужался вход в тёмную и страшную драконью глотку. Каждые несколько секунд из глотки вырывался горячий выдох, покрывая окружающее меня пространство затхлой росой из горлового пара.
Я услышал, как в очередной раз захрипела драконья глотка, на этот раз вытягивая литры ядовитых соплей откуда-то из полостей носа. Мощные сокращения мышц глотки и пищевода накапливали в шее драконы финальный плевок для меня; затхлая носовая слизь быстро втягивалась воздушным потоком в горло, где дракона формировала плотный ком, чтобы выплюнуть его прямо на меня.
- Твои глаза красивые, как первые вечерние звёзды, а твои зубки такие острые и умелые, не даром ты самая лучшая охотница! Хорошая Мелисса, прошу, плюнь в меня, - я чуть не закрыл глаза, услышав быстро надвигающийся хлюпающий звук из драконьего горла, но вспомнил, что Мелисса запретила мне закрываться, и обречённо уставился прямо в сокращающийся тоннель глотки, по которому прямо на меня быстро выталкивался густой ком слизи.
- Кхххххррр!!..
Дракона выбросила из горла вязкий снаряд прямо в меня, он ударил мне в лицо отвратительной солёной массой жёлтых соплей из драконьего носа. Густой топкий студень набросился на меня и обволок своими ужасными слизистыми нитями, за секунду я оказался ввергнут в сокрушительно мерзкий комок, который изрыгнула из себя милая драконочка. Я с огромным трудом расталкивал её вязкие сопли, пробиваясь к воздуху. Моё горло уже сильно болело, а всё тело чесалось от агрессивных бацилл в слизи из драконьего носа. Я ощутил на себе всю сконцентрированную грязность пыли, которая долгое время оседала на слизистой оболочке носовой полости, пока Мелисса дышала. В этой мерзкой слизи - унюханные ею запахи и отфильтрованные из воздуха мелкие частички окружающего мира, по которому много бегала любопытная молодая дракона, собирая его ощущения. Эти её чувства осели на мне уже израсходованные и переработанные в густой шлак. Когда у меня стали заканчиваться силы, и я не мог больше выкапываться из вязкого плевка, я почувствовал, как захлёбываюсь в слизистых ошмётках моментов юной жизни этой замечательной драконы. Весёлый смех в наполненном вечерними ароматами воздухе, пролетающая под мягкими подушечками лап земля, азарт походов в таинственный лес с его старыми развалинами - всё это оставалось у Мелиссы, в её белом чешуйчатом теле, сияющем красотой жизни, а я, тихо всхлипывая, потерпал под этой жизнью, в смрадной, угнетающей толще извергнутых драконьим телом жидкостей и отходов.
- Я люблю тебя, Мелисса, - я потянулся рукой, покрытой пузырящейся харкотиной, в сторону носа драконочки. Но она резко поднялась и очень недовольно зарычала. Судя по её выражению, ей вдруг стало очень мерзко.
- Ах ты позорище! Фу! - дракона быстро помотала головой, - Чтоб ещё какой-то грязный кролик мне признавался в любви? Ты же посмешище! Я тебя всего заплевала, долбанный кролик! - похоже, она не на шутку разозлилась. Дракона резко шагнула вперёд, разместившись надо мной своим животом, подняла левую заднюю лапу и резко наступила на меня, с таким хлёстким шлепком, будто давит муху. Я смялся под сильным ударом драконьей ступни, её покрытая пылью поверхность прижала меня к земле, как пресс, сломав несколько костей и оглушив. Опомнившись, я закричал от боли, но дракона приподняла заднюю лапу и опять с силой пришлёпнула меня, и мой крик словно захлебнулся в навалившейся на меня силе. Юная плоть драконы давит меня своим убийственным весом, я чувствую, как её жизнь сокрушает мою, как одна маленькая мысль в драконьей голове растаптывает меня под её красивым телом.
- Нет, Мелисса, пощади! Не топчи меня! - я громко рыдал под драконьей лапой, которая приподнялась лишь чтобы упасть на меня с новой силой, с грохотом разрушив моё пораненное тело ещё больше. А ядовитая драконья сопля въедалась в кожу, которая от этого невыносимо зудела.
- А вот и растопчу! Как ты мог сказать такое девочке?! Фу, никчёмный кролик! - Мелисса стала поворачивать лапой влево-вправо, растирая меня под шершавой ступнёй. Я завопил, раздираемый грубой поверхностью драконьей лапы, на меня обрушилась вся горечь земли, подвергающейся шагам юной Мелиссы. Грубая кожа подушечек на её лапе перемалывала меня в слизистое пюре. В это время, дракона наклонила голову и посмотрела под себя, на происходящее там унижение.
- Я хочу, чтобы ты почувствовал, что я тебя совсем не люблю, кролик. Ты такой никудышный и заплёванный маленький кусочек грязи. Почувствуй, как я давлю тебя своей лапой, потому что я лучше тебя, и ещё потому что я тебя не люблю, - дракона провела лапой назад, вытирая меня об землю. Её ступня покрыла меня непролазной толщей болезненного напряжения, которое испытывает раздавливаемое насекомое. Моё тело хрустело и рвалось под ногой милой драконы, а на моё лицо давила самая грубая поверхность её тела, предназначенная для цепкого контакта с рыхлым грунтом, - А ты ещё обещал доставить мне удовольствие!
Наконец, дракона убрала заднюю лапу, отошла и приподняла меня с земли двумя пальцами. Я был весь помят и поломан, измазан в слюне и соплях, а теперь ещё и в пыли с драконьей лапы. Мне было тяжело и больно двигаться, вряд ли я смогу доставить драконе какое-либо удовольствие в таком состоянии, но я был готов на всё, чтобы не попасть в её живот. Мелисса поднесла меня ближе к носу и страстно улыбнулась, облизав губы кончиком языка.
- Я словила тебя, кролик. Ты моя добыча, и больше ничего. Любишь меня? Может быть, хочешь со мной поцеловаться, а? - в голубых глазах драконы я обнаружил сожаление вперемешку с отвращением, как если бы она ненароком вступила во что-то неприятное. Видимо, я не из тех, кому позволено на самом деле любить это существо.
- Прости, Мелисса! Я просто хотел сказать, что ты красивая! Просто ты приказала хвалить себя.
Дракона утомлённо вздохнула, сожаление никуда не делось из её глаз, но отвращение сменилось чем-то вроде любопытства, которое испытываешь, глядя через решётку на странного экзотического зверя.
- Неправда, я вижу, что любишь. Но ты же не думаешь, что у нас с тобой что-то может быть? Кролики нужны мне только для того, чтобы ими питаться и чтобы играть ими, ну ещё иногда я не сразу съедаю добычу, когда добыча рассказывает интересные истории. Но когда истории заканчиваются, я сразу ам!! - Мелисса резко поднесла меня ко рту и, громко ударив зубами, захлопнула пасть прямо передо мной. Я содрогнулся и всхлипнул от неожиданности, а дракона мягко приложила меня к своей шее и протащила вниз вдоль её гладкой белой чешуи. Я побоялся сказать ей, что она так испачкается об пыльного и слюнявого меня.
- И потом все кролики падают вот сюда. Они скользят по моей шее вниз, пока не проваливаются ко мне прямо в живот. Ты будешь любить меня там, в животе? А вот я про тебя забуду. И совсем легко переварю тебя, глупый кролик! О, я тебя ещё и как переварю, очень... переваривательно, - дракона захихикала, застенчиво отвернувшись, - Помоги мне придумать слово, кролик. Как ты представляешь себе мой живот изнутри?
- Я думаю, там очень печально и страшно.
Мелисса опять подняла меня на уровень носа.
- Ещё бы там печально, глупышка. Там мои рыгачки, о-о-очень едкие! Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала губами, вот так? - она поднесла меня ещё ближе и чуть выпучила вперёд свои чешуйчатые губы прямо напротив моего лица, - Но я тебя не поцелую, потому что я не люблю тебя, глупый кролик. Вместо этого я открою свой рот и скушаю тебя им, - дракона широко разинула пасть, в очередной раз показав мне свою страшную чёрную глотку.
- Но тогда это будет как очень глубокий поцелуй, - я зря надеялся, что мне удастся её уговорить. Дракона лишь усмехнулась в ответ.
- Фууу, кролик. Хватит говорить так, будто любишь меня, это так противно. И твои слова совсем глупые и противные. Какой такой глубокий поцелуй? Я не целую кроликов, я тебя съем и всё! Когда тебя едят - это не похоже на поцелуй. А я именно это и сделаю! Съем! Съе-е-е-ем, - Мелисса поднесла меня сбоку к своей пастьке, согревая своим дыханием, которое выходило из-за её улыбки вместе с игривым шёпотом.
- Прости Мелисса, ты права. Прости меня, я больше не буду так говорить, - моё тело слишком болело, чтобы ещё раз её разозлить. Я боялся, что она со мной окончательно разберётся ещё раньше, чем съест. Но дракона больше не злилась, хоть и продолжала сжимать меня в лапе всё крепче.
- Вот и отлично! Я же тебя не люблю, - она задумчиво отвернулась, ненадолго замолчав, - Впрочем, знаешь что, кролик. Наверное... - она опять ненадолго замолчала, задумавшись о чём-то неудобном, - Наверное, раз я тебе нравлюсь, то можешь иногда об этом говорить. Но целоваться мы точно не будем!
- Как скажешь, Мелисса, не будем.
- Просто мне так нравится думать о том, что ты меня любишь, а я тебя всё равно возьму и проглочу. Вот так вот, как букашку. И потом от тебя, глупый влюблённый кролик, останутся только.. эм.. - дракона почему-то на секунду застеснялась произносить это слово, но было понятно, что от меня останется, - Только какашки, кролик. Я тебя превращу в какашки. Это то, что я делаю с кроликами. Ну а всё-таки, на что ты надеялся? Думал, раз любишь меня, то мы обнимемся, будешь ездить верхом на мне, будем вместе ловить рыбку в реке? - в едва различимых движениях впечатляющего чешуйчатого тела проглядывалась непривычная для Мелиссы растерянность, но её взгляд будто пытался вогнать в меня тараном ту мысль, которую она уже неоднократно повторяла. Мелисса стремилась не просто предоставить мне эту мысль, она хотела прибить её гвоздями к моему израненному сознанию и долго любоваться результатом, она хотела переехать меня этой своей мыслью, словно катком.
- Или ты думал, что мы с тобой правда займёмся любовью? Той самой, которая делается вот здесь, - дракона села и опустила лапу со мной к самому основанию своего живота, показав верхнюю часть своих упругих половых губ. Помнится, изначально я не надеялся оказаться так близко к ним. Но больше всего меня поразило, как Мелисса совсем не стесняется мне такое показывать, в её голосе и движениях не было ни капли смущения, и это её безразличие пугало; дракона воспринимала меня как нечто полностью принадлежащее ей и не претендующее на право какой-либо критики её действий.
- Я всего лишь хотел сделать тебе приятно! Чтобы ты меня не съела.
- Фу, кролик. Фу! - Мелисса сдавила меня лапой ещё сильнее, я закряхтел, пытаясь дышать, - Ты хотел прикоснуться к моей письке, как тебе не стыдно? Я же девочка, тебе нельзя меня там трогать.
- Прости, Мелисса, - дыхания не хватало на то, чтобы сказать больше. Но Мелисса чуть ослабила хватку.
- А знаешь, кролик, я тебе покажу мою письку, но не потому что ты меня любишь. Просто я сама хочу немного развлечься, по-девчачьи. Я запихну тебя вовнутрь своей письки.
Я молча ужаснулся, а дракону это, похоже, забавляло.
- Думаешь, тебе там будет приятно? Глупый кролик, в моей письке ты быстро зачахнешь, это только мне будет приятно. Но мне нужно, чтобы ты двигался там внутри, в письке. Ты же меня любишь?
Дракона хихикнула и выронила меня на землю, подняв передо мной своё упругое тело на сильных задних лапах, а затем сделала шаг вперёд и села сверху на меня, прижав своим весом. На меня надавили мягкие половые губы в основании драконьего животика, покрытые слизью половинки прохода в женский канал проскользнули по моему телу, они с хлюпающим звуком пропускали меня вовнутрь легко растягивающегося тоннеля из плоти, который был рассчитан на нечто большее, чем то, что жалкий кролик может предоставить. Драконья писька тёрлась об меня, обмазывая солёными горячими соками, а я ощущал, как с юношеским озорством сокращаются мышцы внутри этого прекрасного белого тела. Половой проход прижимал меня своей голодной глубиной, а дракона сладко вздохнула и подтолкнула меня лапой сзади.
- Узок путь, врата тесны, кролик. Сейчас, когда я начинаю тебя употреблять, я хочу, чтобы ты рассказал, что тебя ждёт во мне. Как ты думаешь? Тебе там будет хорошо? У меня между лап. Рассказывай, добыча! - когда Мелисса опять наклонилась ко мне, я обнаружил нечто новое в её зубатой улыбке; словно скрытое под ослепительно белой чешуёй и невероятно синими глазами чудовище рвалось на свободу. Дыхание драконы было ускоренным и исполненным такой жаждой, которую в силах по-настоящему удовлетворить лишь другой дракон (и понадобится весьма неслабый!). Я чувствовал, словно меня пригласили туда, где мне совсем не место, и за моё нахождение здесь придётся дорого заплатить.
- Я думаю, там не лучшее место для кроликов, - мне было тяжело придумывать описание для того, что может ждать меня внутри полового канала, я был в состоянии шока. Дракону не устроила такая немногословность, она поднялась и встала прямо надо мной, разместив свои задние лапы с двух сторон от меня. Прямо над собой я видел её возбуждённые половые губы. Они не были заметно надутыми или выпученными; любое действие драконы никак не могло разрушить её внешнюю грацию, но тем не менее, при виде её половых врат над собой было сразу понятно, что они возбуждены. Между ними едва проглядывался скользкий глубокий колодец, уходивший в туловище почти горизонтально. Физиология драконов устроена таким образом, что они наиболее приспособлены к половому акту стоя, когда партнёр вводит свой половой орган сзади, поэтому канал был под таким углом. В спокойном состоянии канал полностью сжимается, но сейчас стенки были совсем чуть-чуть расслаблены, образовывая узкий просвет. Однако, мне не удалось долго его созерцать. Мелисса подняла левую заднюю лапу и медленно наступила на меня, постепенно перенося на неё всё больше веса. Я опять затрещал под давлением её пыльной ступни и скривился от боли, но под чудовищным давлением у меня не хватало воздуха, чтобы закричать. Обеими щеками я тёрся об бока пальцев на драконьей задней лапе, стирая пыль с белой чешуи своим лицом, а дракона сдавила мою голову этими пальцами, обтирая об моё лицо ещё больше мерзкой межпальцевой грязи.
- Ах ты паршивый маленький негодяй! Ты почему не рассказываешь? Ты будешь делать, как я говорю, пока я тебя не сожру! А теперь рассказывай, что тебя там ждёт, - в голосе Мелиссы звучали злость и нетерпеливость. Сокрушаемый её тяжёлой лапой, я выбрал момент, когда она слегка ослабила давление, чтобы выполнить её приказ. Мне было сложно думать сейчас, но я попытался вспомнить, что знаю о драконьей анатомии.
- Там находится твоё влагалище, которое ведёт прямо в матку. Оно заполнено слизью, которая защищает от микробов и служит смазкой. А ещё там находится выходное отверстие уретры, которая ведёт к твоему мочевому пузырю.
Дракона убрала заднюю лапу и с любопытством посмотрела на меня сверху. А мне опять открылся вид её возбуждённого полового органа.
- Вот значит как? Это называется отверстие уретры? А я всегда говорю просто "писятельная дырка", - Мелисса усмехнулась, - Но я хотела услышать не это, кролик. Расскажи мне, как ты думаешь, что с тобой произойдёт там внутри, - дракона медленно виляет хвостом из стороны в сторону, покачивая надо мной своим междулапьем. Я содрогнулся, я уже не был уверен, что смогу самостоятельно передвигаться после ещё одного расплющивания под драконьей лапой.
- Меня будут со всех сторон толкать стенки твоего полового прохода, а горячая слизь будет разъёдать кожу, я могу в ней захлебнуться.
Мелисса вздохнула и медленно приподняла левую заднюю лапу, занеся её надо мной. Может быть, она хочет более красочного описания? Нужно думать быстро, пока пыльная поверхность драконьей ступни стремительно приближается ко мне сверху.
- Я буду ввергнут в жернова твоей нежной плоти, которые взболтают меня в соках твоих желаний! - я заметил, как лапа Мелиссы остановилась надо мной, - А после этого волна твоего женского наслаждения сомнёт меня в ничтожный комок и выплеснет наружу вместе со шлаками.
Дракона окончательно убрала лапу обратно и даже издала что-то вроде довольного мурчания. Но, скорее всего, мне показалось; драконы не мурчат, скорее, это было пламя страсти, по-особенному меняющее драконий голос.
- Да. Именно так. Мне нравится, что ты понимаешь, что с тобой будет.
Мелисса медленно провела по своим половым губам передней лапой, а затем просунула вовнутрь палец и ненадолго расширила вход, нависший надо мной. После этого она потянулась этой лапой ко мне и провела по моему телу тем самым пальцем, вымазанным в её половых жидкостях, которые пахли весьма резко и неприятно.
- Ну-ка полезай в мою письку. И только попробуй не двигаться! Иначе я сама себе помогу лапой, и раздавлю тебя там в пюре!
Дракона сделала шаг вперёд и медленно опустила своё тело на землю, расположив меня под самым основанием её слегка приподнятого хвоста, который навис надо мной, помещая меня в зловещую тень. Я с трудом приподнялся и пополз в сторону драконьего полового прохода, удобно расположившегося двумя своими половинками на земле. Оттуда веяло жаром и пронзительно острым запахом женственности. Я прикоснулся к правой половой губе и провёл рукой по её упругой скользкой поверхности, дракона едва ощутимо содрогнулась. Тогда я взялся второй рукой за противоположный край и отодвинул его вбок, насколько у меня хватало сил. Внизу был очень узкий проход между надутыми, как батут, тучными стенками из плоти. Но несмотря на гладкость форм, они были весьма тугими на ощупь, и когда я просунул руку прямо в забитый горячей слизью половой канал, я сразу понял, что дальше протискиваться будет очень тяжело. Мне совсем не помогал этот едкий запах, который исходил из влагалища почти невидимым паром. Вся скользкая розовая плоть внутри была покрыта жутким источником этого запаха; драконий женский сок обильно сочился из её интимной плоти, почти как с мочалки, и этот сок был такой же неприятный на ощупь, как горячий уксус вперемешку с яичными желтками. В его убийственном запахе узнавалась драконья моча, но она была далеко не единственным компонентом этого страшного коктейля, и далеко не самым главным.
Устав от моей неспособности самостоятельно пролезть в её тугие глубины, дракона дотянулась до меня передней лапой, схватила и тут же надавила, вталкивая в горячий половой тоннель передо мной. Скользкие стенки податливо прогнулись под драконьей силой, натягивая нити едкой половой слизи посреди чёрной горячей пещеры страсти. Меня стиснуло между этими скользкими стенками. Окружив меня, они сжали моё тело так сильно, что я бы не смог самостоятельно выскользнуть из этого жуткого места. Удивительно, как мало усилий понадобилось Мелиссе, чтобы вогнать меня почти целиком в свой интимный канал. После первого её толчка снаружи остались только мои ноги, которыми я машинально пытался обо что-нибудь упереться в приступе клаустрофобии. Но второй толчок не заставил себя долго ждать; дракона опять надавила на меня пальцами, полностью зарыв меня в абсолютно тёмных глубинах, где ни один крохотный участок моей кожи не был закрыт телом Мелиссы. Вот и свершилось погружение, так быстро и неотвратимо, как автокатастрофа. Неожиданно отчётливо я почувствовал, как дракона поднимается на задние лапы. Движения её сочных ягодиц ещё сильнее сдавили меня между мощных волн мышечных сокращений. Солёные, покрытые слизью стенки едва ли не раздирали меня своим могучим, хоть и упругим давлением. Я завыл, ощущая на себе тяжесть унижения молодой красивой драконой, и особенно сокрушительную силу её полового голода, который обрабатывал меня со всех сторон. Тем временем, Мелисса спокойно поднялась и прошла пару шагов по тёплой вечерней траве. Не останавливаясь ни на секунду, меня агрессивно сдавливали с двух сторон её шаги здесь, в самом междулапье у этого прекрасного существа.
- Ну ты чего не делаешь мне приятно, кролик? Я же тебя для этого туда засунула.
Пышные живые стенки полового прохода содрогнулись от драконьего смешка. Здесь, в темноте её тайных девчачьих мест, я с трудом нахожу место, чтобы дышать посреди едкой слизи, постоянных толчков и сдавливаний. В самых топких дебрях её изящной женственной сущности, страстные движения драконьего организма размачивают меня в соках её удовольствия. Я чуть не захлёбываюсь.
- Ты же меня сейчас раздавишь! Как я сделаю тебе приятно, если ты меня раздавишь? - Но мне не получалось уговорить дракону. Ей
было безразлично, раздавит она меня или нет, всё равно я у неё на ужин. Похоже, мне так или иначе предстоит отправиться в её молодой организм, который жадно употребит мои белки, жиры и углеводы.
- Конечно, я тебя раздавлю, глупый маленький кролик. Ты станешь совсем писечным. Любишь меня? Ну так почувствуй, как я на тебя сбрасываю свои девчачьи писечные сопли. Я тебя в них замариную! - Я прищурился и сжался, насколько мог в предвкушении очередного унижения. Дракона тоже прищурилась и чуть напряглась, я ощутил, как в окружающих меня мышцах нарастает напряжение, при этом канал влагалища чуть расширился, и передо мной раздался резкий урчащий звук. Я не успел понять, что это, как на меня обрушился горячий плевок девчачьих соков прямо из прохода в матку где-то спереди наверху. Фррррпь!! Меня быстро покрыл слой шипящей, пузырящейся едкой кончи, гораздо более агрессивной, чем остальная половая слизь. Бактерии в половом извержении Мелиссы быстро въедались в моё тело, начиная перерабатывать мои ткани в хлипкое желе. Это было невероятно мерзко, как будто убийственно отчётливый вкус драконьих половых соков просачивается в меня и делает своим ингридиентом. Я не успел опомниться после горячего писечного плевка, как проход в матку вновь напрягся и изрыгнул прямо на меня ещё больший объём едких девчачьих выделений. Меня придавило горячей волной шипящего женского наслаждения, принявшего форму кошмарной жидкости, в это время мышцы в стенках стали ритмично сокращаться и массировать меня, стенки драконьего междулапного прохода сузились вокруг меня и с чавканием начали переминаться в сторону матки, толкая меня дальше вглубь движениями, похожими на перисталику кишечника. Я громко захлёбывался и пытался отпихнуть от себя тугие стенки, но половой голод драконы давил слишком сильно, втирая в меня очередной игривый плевочек из девчачьих глубин. Едкая солёная слизь забилась в нос и рот, я кривился от острого писечного вкуса, пока он просачивался сквозь кожу и делал меня самого слизистым, как кусок размокшего мыла, и мягким, как тряпка. Всё тело зудело, размягчаемое этой опасной драконьей кончой.
- Это кошмарно, Мелисса! Хватит! Не обканчивай меня, умоляю!
Не похоже на то, чтоб дракона меня слышала, а даже если слышала - врядли придала бы значение моим мольбам. В юной драконе всё сильнее разгорался совершенно неподконтрольный мне, необъятный моим надломленным сознанием огонь страсти, пропитывающий её плоть незримым, но явно ощутимым напряжением. Пока ещё не самый бурный поток телесного удовольствия проходил сквозь клетки организма Мелиссы, окутывая её сладким блаженством, но меня этот поток лишь обжигал и стремился пожрать, я не был для него ничем большим, чем топливо. Сокрушаемый хаотичными движениями стенок, я в какой-то момент почти сдался, всхлипывая и корчась от угнетения посреди хищного женственного тоннеля. Кольцевые мышцы в стенках сокращались волнами, сдавливая меня, как мочалку, а урчащая и пузырящаяся слизь просачивалась в меня с такой безразличной лёгкостью, как будто я был фасолиной, размачиваемой в воде. Мои стоны и всхлипывания быстро терялись в ритмичных сокращениях половых мышц, среди крохотных объёмов оставшегося во влагалище воздуха, который и так непрерывно орошался едкой слизью. Влагалище Мелиссы сдавливало и швыряло меня вверх и вниз, но я уже плохо понимал, где верх и где низ. Дракона уже почти полностью приглушила моё нестабильное дыхание, деградировавшее до жалобного хрипа посреди ансамбля скользких шумов, булькания и шлепков. Но мне становилось ещё хуже с каждым её шагом, когда я принимал на себя давление сильных мышц, передвигавших бёдра Мелиссы. Они агрессивно продавливали стенку то слева, то справа от меня, и каждый спокойный шаг Мелиссы становился для меня силой промышленного пресса, стремящегося перемолоть меня здесь и оставить, растворив в солёной половой слизи. Я понял, что Мелисса имела ввиду; она сделает меня писечным. Своими женскими органами она превратит меня из отдельного существа в нечто настолько жалкое, насколько неотделимое от её телесных жидкостей, что меня нельзя будет воспринимать как личность. Всё, что от меня останется, нельзя будет назвать именем или даже абстрактным понятием "он", потому что вместо всего моего мира останется только эта укромная, тесная драконья писька, и единственным выражением, которое останется для определения меня, будет "в письке". А произнесено оно будет лишь только улыбающимся ротиком самой Мелиссы, чья хищная сущность так тесно окружила меня.
Перспектива стать писечным меня невероятно сильно испугала, я непонятно откуда взял силы толкаться руками и ногами, пробираясь через накатывающиеся волны живой плоти, но всё это было бесполезным, и мои ничтожные силы быстро иссякали. Я даже не доставлял драконе достаточно наслаждения своими отчаянными движениями, иначе бы она наверняка как-нибудь отреагировала. Мелисса просто продолжала спокойно идти куда-то по тёплому вечернему лугу, глубоко вдыхая летний воздух своими просторными лёгкими. Она уже покинула место, где я был пойман и подвергнут ей, и когда она о нём забудет, то о моём исезновении не останется никакой памяти. Но внезапно мне удалось уловить чудесный момент, когда мышцы драконьего влагалища чуть раздвинулись, позволяя не то чтоб пропихнуться, а скорее проскользнуть в самую глубь, к шейке матки. Посреди урчащей темноты я наконец прикоснулся руками к этому пышному образованию из плоти. Кольцо входа в драконью матку по форме напоминало большой пончик, её плоть так же сочилась слизью, как и всё вокруг, но была морщинистой и по-настоящему очень мягкой, как перина. Я лишь успел заметить эту неожиданную мягкость, когда сокращения кольцевых мышц в стенках подтолкнули меня ещё ближе и заставили погрузиться руками глубже в податливую плоть. Наконец, моё прикосновение отразилось импульсом напряжения, выстрелившим в мозг Мелиссы из её междулапья и заставившим её зажмуриться с открытым ртом, остановившись посреди одинокой тропинки. Мои руки почти беспрепятственно тонули в невероятно мягкой шейке матки, как в живой трясине, ничуть не упиравшейся мне, а наоборот, жадно втягивавшей меня в свою нежную поверхность, а толчки стенок влагалища этому только способствовали. Я не успел понять, во что ввязался, а моё лицо, искривлённое гримасой горечи и отвращения, уже соприкоснулось с этой коварной плотью прохода в матку. Я окунулся в него носом, щеками, и за считанные секунды - всей головой, не прекращая пытаться упираться руками, но впереди меня была лишь вязкая трясина интимной плоти, которая в ответ на мои попытки отодвинуться от неё лишь обволакивала меня, прилипая со всех сторон, как неестественно толстая и слизистая ванная занавеска. При этом, напряжение в позвоночнике драконы стремительно усилилось, её мышцы напряглись, а сердцебиение сделалось угрожающе частым. Даже поглощаемый живым влагалищным болотом, я не мог не поникнуть под резвой вспышкой удовлетворения, пронзившей тело Мелиссы. Это чувствовалось во всём, да и мне было больше нечего чувствовать, кроме хищной темноты и урчания половых соков. Но от осознания этой волны удовольствия мне стало только ещё хуже и страшнее; это удовольствие было не моим, оно принадлежало Мелиссе, а она переехала меня своим удовольствием, низвергнув в немыслимо хищные полости, где я иссякаю живьём ради этого удовольствия. Слизистые липкие стенки обволокли мою голову, туловище, руки и ноги, всё мои движения и попытки вынырнуть из полового плена были нигилированы организмом молодой драконы и превращались в деловитое журчание неоднородной слизи, протекающей среди множества таких же шумных липких потоков. Предательски мягкие стенки легко деформировались под любыми моими движениями, не отступая при этом ни на сантиметр, а лишь наглее прилипая к моему телу. У меня не получалось сдвинуть их с лица, как я не старался, и складки плоти продолжали наваливаться на меня слоями вперемешку с комками вязкого полового сока.
Я тщетно пытался кричать, захлёбываясь в этой ужасной ловушке глубоко между лап драконы. А она тем временем выгнула спинку красивой дугой и расправила крылья, растягиваясь, как будто зевая после сладкого сна. И я это почувствовал изнутри, ощутил, как слегка наклоняется её тело, как по моему лицу протекают потоки мерзкой слизи. Для меня это было ощущением того, как Мелисса практически растворяет меня в своём девчачьем наслаждении. Моя очередная спонтанная попытка закричать от ужаса и угнетения моментально завершилась тем, что я нахватался ртом отвратительной слизи, изобиловавшей вязкими, порой довольно крупными кусками, по консистенции напоминавшими густую манную кашу, но совсем не такими на вкус. И всё, что должно было стать моим отчаянным криком, оказалось презренным, беспомощным кашлем и хрипом в хищной темноте женского организма, который преодолел меня в поражающем воображение масштабе. Дракона так легко заменила собой весь мой мир, и теперь с поразительным безразличием расходовала само моё существование даже не самой сильной своей мышцой. Я был уничтожаем вовсе не слепящим порывом гнева из её юного сердца, и отнюдь не рассчётливой мыслью, тихо блуждающей где-то среди причудливых фантазий и ярких впечатлений внутри её головы. О нет, я был у Мелиссы не в голове и не в сердце, я был у неё внизу, на минус первом этаже. Там, где рыскают посреди ночи сокровенные желания и щекочут её тончайшие рецепторы. Это яма, куда стекают обильными густыми потоками те искры, которые горят в её глазах, придавая им непередаваемое женственное волшебство. Уголки рта, игриво приподнявшиеся неоднозначной улыбкой, элегантные шаги сильных, но стройных лап по приветливой земле, любопытное покачивание хвоста, чей кончик дирижирует воздушными маршрутами светлячков. Гладкий блеск её белоснежной чешуи, а особенно - мерцающий непередаваемыми гармониками тембр её голоса; любопытного, игривого, энергичного, и в то же время нежного, даже когда она не говорит, а лишь выпускает из себя короткий озорной смешок. Всё то, что придавало Мелиссе её уникальную женственную красоту, протекая по её телу - всё это стекало в одно место, в котором изящная женственность кипела и плавилась в котле, нагреваемом её неудержимым половым влечением. А я как раз оказался прямо в этом жутком и чудесном котле. Давясь половой слизью и потерпая в тщетных попытках высвободиться из объятий липкой плоти посреди громкой солёной бездны, я не мог прогнать от себя это чувство, я слишком хорошо понимал, в чём я тону. Это было то самое нечто, делавшее Мелиссу настоящей девочкой, это была её неотъемлемая интимная сущность, материализовавшаяся в едких органических выделениях. И эта её женственная сущность с прискорбной лёгкостью повергала меня в необозримую глубину полового угнетения, где все частички этой драконьей женственности, вплоть до мельчайшего шевеления резвого язычка между чешуйчатых губ, грызли и пожирали меня, как косяк пираний. Необъятная масса этой половой сущности крушила меня не с любопытством, и даже не с безразличием, а с хищным стремлением к вздымающемуся высоким шпилем органическому крещендо её персонального цунами эндорфинов.
Страстные солёные волны месили меня в мясистых складках и хаотичных потоках вязких соков, как будто живьём глотая из меня всю мою энергию, которая иссякала пугающе быстро. Мелисса отставила правую заднюю лапу чуть назад, а левую - вперёд, и начала похотливо поворачивать своим крупом, зажмурившись от напряжения. Её спонтанный танец, родившийся в зыбкой половой трясине, заставил меня ещё глубже провалиться в шейку матки, но не позволил остаться на месте. Сила инерции начала толкать меня в мягкую плоть и тереть об неё, не останавливаясь ни на секунду. Меня стало переворачивать, как в стиральной машине. Было совершенно не за что зацепиться, мои руки и ноги тщетно болтались в урчащей толще плоти, а потоки половой слизи беспрестанно наваливались сверху, отвергая любые мои попытки не захлебнуться.
- Ну же, кролик, не останавливайся! Я что, должна делать всё сама? Разве ты меня не любишь?
Не знаю, как я смог разобрать её слова среди грохота бурлящих жидкостей и соприкосающихся стенок, однако я был не в состоянии сам удовлетворить её просьбу; я болтался беспомощным грузом полностью во власти драконы и мысленно рыдал, неспособный даже выпустить из себя этот плач так, чтобы организм Мелиссы не наводнил меня в сию же секунду своей половой эссенцией. Нежная поверхность шейки матки теперь обтиралась об моё тело с непрекращающимся, поддерживаемым извне рвением, а мышцы левого бедра драконы, оставшегося в направленном вперёд положении, служили ей дополнительным прессом, прижимавшим меня к проходу в матку. Натиск голодной драконьей половой системы, не прекращавшийся с момента моего попадания в неё, удивительным образом лишь усиливался с каждым мгновением, хотя мне постоянно казалось, что дальше уже некуда, и малейший рост возбуждения разорвёт меня в клочья. И только сейчас я понял, что делало моё пребывание в Мелиссе особенно невыносимым. В сумасшедшем водовороте её возбуждения я каким-то образом не обратил внимания, насколько жарко было во влагалище; агрессивные движения стенок и жидкостей ни разу не давали мне сосредоточиться и понять это, но сейчас, когда я наконец успел обработать навалившийся поток хаотичной информации от своих нервов, мне стало вдвойне тяжелее. Жар в половом органе Мелиссы был не просто сильным, он как будто обладал собственным голодом, резонирующим на ранее не замеченной мною частоте. Исступлённая, разогнанная возбуждённым сердцем драконы молодая кровь прилила к её половому каналу и пекла меня нерастворимой в окружающем хаосе чистой жизненной энергией победившего меня организма. И когда поверх непролазной хищной тучи драконьей женственности, жадно пожиравшей меня, я обнаружил ещё и окружившее меня топкое внутреннее пламя прекрасного драконьего тела, я не выдержал и выпустил остававшийся у меня воздух в безысходном крике.
- Аааааах!! - Мелисса издала переполненный возбуждения крик, который переходил в дикий рёв и распугал птиц на ближайших деревьях. Голова драконы была задрана кверху, напряжение мышц её шеи и спины создавало громкий сигнал на телесном языке, который было сложно с чем-либо спутать. В комбинации с подрагиванием крыльев и хвоста, со вцепившимися в землю когтями и сжатыми острыми зубками это белое чешуйчатое тело излучало такую ауру чистого счастья, что казалось, будто её шустрые лучи отражаются от витиеватой растительности, рикошетом проносясь по безлюдным лугам. Как жаль, что наблюдать это торжество было некому кроме меня, но я в этот момент не мог греться в тёплых лучах солнца её наслаждения, вместо этого я сгорал в ядре её солнца; его агрессивные протуберанцы кромсали меня в раскалённой тьме под зловеще быстрый ритм драконьего сердца, доносившийся до меня не напрямую, а через сокращения сосудов, которые я стал ощущать весьма чётко. Моё повреждённое тело предательски ловило всё обрушивающееся на меня угнетение, преобразовывая его в боль и зуд. Казалось, мои руки сейчас отвалятся от постоянных попыток оттолкнуться от зыбкого прохода в матку, но худшее было ещё впереди.
В какой-то момент Мелисса резко легла на землю и перевернулась на спину, продолжая страстно изгибаться под натиском возбуждения. Мой мир был без предупреждения опрокинут кверху дном, я беспомощно плюхнулся в трясину из плоти на том, что раньше было потолком и, утратив баланс, глубоко погрузился в слизкие складки живых тканей, а сверху меня ударил горячий вес изливающейся на меня солёной жижи. Теперь даже податливая поверхность шейки матки будто сжалась и стала давить на меня, как давили стенки влагалища, потому что драконий живот оказался наверху. Вес основания живота Мелиссы цепко пригвоздил меня к горячей плоти, а жар драконьего организма продолжил запекать в органическом соусе. Едкая половая слизь пузырилась на моей коже, словно смешиваясь с ней в одну мерзкую эмульсию, в ней я словно слипся в жалкий комок и уже был не в состоянии даже отвести в сторону руку - настолько велико было давление. И вот сейчас, пережив несколько фантастически длинных минут драконьей мастурбации, пройдя через несколько безжалостных этапов восприятия творившегося со мной кошмара, на границе полного воссоединения с хищными телесными жидкостями Мелиссы, когда её жидкая похоть уже, казалось, пропитала меня, как мочалку, только сейчас я поймал одно последнее впечатление, сразу же начавшее плавно гаснуть вместе с моим подавленным сознанием. Каждое моё прикосновение к слизистым стенкам сразу превращалось в импульс наслаждения в теле драконы, и я наконец-то увидел эту непосредственную связь, словно я забрался к драконе прямо в её самые тайные мысли и трогаю их изнутри, глажу и обнимаю их, возбуждая огонь страсти во всём окружившем меня организме, и он резонирует в ответ, откликаясь залпами своей безудержной энергии, настолько мощными, что их тяжело выдержать. Я играю на струнах любви, проводя по ним пальцами посреди грохочущей тьмы, и моя музыка громче всего остального, она важнее. Для Мелиссы она даже важнее, чем моя жизнь. Драконе не хватило той способности шевелиться, которая во мне оставалась, и она не глядя потянулась правой передней лапой вдоль живота в сторону хвоста. Погладив блестящую белую чешую у основания брюшка, лапа направилась прямо к половому каналу, и вовнутрь беспрепятственно проскользнули два пальца. Жёсткий коготь надавил на мою грудь, ввергнув меня в ещё больший шок. Второй коготь проскользнул где-то рядом, и я ощутил на себе неаккуратную, но цепкую хватку драконьих пальцев, которые сразу начали взбалтывать меня в агонизирующе горячей мясной темнице, как яйцо, из которого делают омлет. Мой испуг, удивление, попытки как-то оценить ситуацию были буквально выброшены из головы жуткой тряской, мне было совершенно не до этого, на первый план вышла отчаянная, примитивная борьба за жизнь.
Мелисса проворно натирала мной упругие стенки влагалища и, в первую очередь, плоть шейки матки, которая на такой скорости казалась наждачной бумагой, сдирающей мою воспалённую кожу. Эта возбуждённая до предела плоть стала выпускать на меня более едкую слизь, ту самую, которой дракона орошала меня ещё в начале своего акта самоуслаждения, но в этот раз страшное вещество вырывалось не плевками, а сочилось плавно усиливающимся потоком из ещё более тёмных глубин. Сейчас этот жуткий телесный сок Мелиссы жёг меня гораздо сильнее, он был более текучим, чем вся остальная слизь, а вместо какого-либо чёткого вкуса просто причинял боль, попадая в рот или нос. Я непроизвольно напрягся под бременем этой магмы драконьего наслаждения, она сочилась всё активнее из узкого прохода в центре шейки матки. Похоже, мой удивительный и мучительный путь был близок к завершению; вибрации драконьего тела достигли таких недосягаемых моему сознанию энергетических уровней, на которых неизбежный выход всегда только один.
- Ааааааа!! - два драконьих когтя больно сдавили меня, впечатывая в мясную воронку шейки матки, из которой стремительным комом хлынула взрывная волна концентрированной женской эссенции. Мелисса достигла, теперь я это понимал, это была главная мысль в моей голове. Я совсем не задумывался о том, насколько велика моя роль в этом достижении. Горячий поток едва ли не смывал с меня израненную кожу, но всё моё сознание зацепилось за мысль, что это сейчас закончится. Дракона уже испытывает оргазм, проносящийся по нам двоим стремительным пылающим метеором, и мы оба ловим в объятия сладкую безмятежность в хрустальной россыпи обломков, оставшихся после столь долгожданного извержения вулкана страсти.
Её оргазм длился достаточно долго, чтобы смыть почти всю мою последнюю надежду лавиной драконьего счастья, но под конец едкий поток всё-таки ослабел, и дикий ритм сердца Мелиссы стал замедляться. Я тихо всхлипывал, давясь её жидкостями, хазяйничавшими надо мной без какого-либо сопротивления, а дракона некоторое время просто лежала на мягкой траве, неподвижно плывя по ласкающему её вечернему воздуху. Звёздное небо и безмятежные растения, которые её здесь окружали, больше не были такими как прежде, мир Мелиссы обрёл такую красоту, которой хочется восхищаться молча, пока она ещё висит застывшей незримой вуалью над досягаемыми для сознания потоками информации. В уголках синих глаз драконы проступили крохотные слезинки, но её рот застыл в чуть приоткрытой улыбке. Её голова была повёрнута на бок, крылья расслабились и стелились по земле нежным белым покрывалом, а кончик хвоста совсем неспеша рисовал линию на земле, двигаясь непроизвольно. Дракона ослабила переднюю лапу, она больше не сжимала меня пальцами, однако на мне оставались её жёсткие когти. Похоже, саму себя она ими не поранит, и проделывает такой фокус с лапой далеко не первый раз, а я был не уверен, что драконы так могут.
- Кролик?.. Ты ещё там? - Мелисса спросила полушёпотом, который добрался до меня не звуком, а вибрациями её тела, как будто всё ещё содрогающемуся от наслаждения. Я чувствовал этот плавно гаснущий ореол счастья в самой температуре Мелиссы. Её коготь небрежно толкнул меня в грудь, проткнув воспалённую слизью кожу и заставив меня тихо застонать. Я машинально схватился за коготь и сразу об этом пожалел, потому что так Мелисса поняла, что я ещё живой.
- Кролик, мне понравилось, - в её речи было больше дыхания, чем слов, она плыла по воздуху облачком нежного пара изо рта Мелиссы, но мне эти слова наверняка не принесут нежности, - Отправляйся туда, кролик, прямо в мои внутренности.
И оба её когтя надавили на меня гораздо сильнее, заталкивая туда, где для меня не было места, совершенно игнорируя мои вялые попытки сопротивляться. Я был помещён в самую воронку шейки матки, она была непролазной, её просвет был забит загустевшей слизью. Той самой, которая пекла сильнее, особенно в таком вязком состоянии. Я угодил в неё боком, правой рукой и частично головой, едкое вещество было почти таким же плотным, как глина, сами стенки шейки матки казались нежнее. Но когти Мелиссы не прекращали давить на меня сзади, и я был с лёгкостью вдавлен в закупоренный канал, хотя, казалось бы, он должен быть слишком узкий для меня. Плоть Мелиссы растянулась, насколько могла, но всё равно в этом канале она практически обтягивала меня, а вязкая слизь закупорила всё ничтожное остававшееся пространство. Давление стенок узкого канала должно было сейчас разломать мои оставшиеся кости, казалось, меня сдавила огромная змея, у меня не было воздуха, не было возможности пошевелиться, а толчки когтей Мелиссы продолжали погружать меня в забитый сифон из горячей плоти. Но когда сознание почти покинуло меня, моя голова попала в небольшую полость, похоже, узкая секция прохода была не длиннее моего торса. Впрочем, то, что следовало за ней, беспокоило меня не меньше. Анатомия драконов во многом такая удивительная и необычная, я разбирался в ней лишь поверхностно и не мог знать, что Мелисса в состоянии затолкать меня в самую матку, вряд ли кто-либо из более привычных мне видов живых существ вообще на такое способен. И раз уж я здесь, организм Мелиссы наверняка станет со мной бороться как с посторонним, нежелательным предметом.
Ещё один толчок, и я проскользнул в тёмную полость по самый пояс. Стенки здесь были не самыми жёсткими, но и не такими мягкими, как плоть у входа. Они почти не сокращались, что позволило мне кое-как выровняться и добраться до того крохотного объёма воздуха, который здесь присутствовал. Дышать им было так не менее мерзко, чем захлёбываться, наверняка он был наполнен какими-нибудь газами, выделяющимися из жгучей слизи, которой были покрыты все неоднородные стенки. Проведя по ним рукой, я нащупал множество пупырышков, сосудов, просто сгустков плоти и ещё каких-то образований, стенки матки имели весьма хаотичную структуру, но все они сочились той самой жгучей убийственной слизью, которая теперь меня полностью окружала. Наконец, давление заставило мои ноги проскользнуть в матку, и я согнулся в комок, приняв единственное возможное положение в тесной камере из плоти. Тогда я попытался нащупать проход наружу, но он был уже закупорен. Я попытался расширить его хоть немного своими руками, которые сильно болели, обваренные агрессивными половыми выделениями, но мне удалось растянуть проход лишь настолько, чтобы можно было просунуть апельсин. Похоже, это был конец; неприступные стены похотливой темницы сошлись на мне кольцом безысходности, открытое пространство полностью исчезло из моей жалкой жизни, словно меня похоронили живьём, только окружала меня не безмятежная сырая земля, а организм, гораздо более живой и здоровый, чем я. И тут уже я был не в силах сдержать рассудок, сокрушённый урчащим горячим мешком матки, это был конец, Мелисса сделала то, что обещала, она сделала меня писечным, как бы это глупо не звучало. Больше не было куда выпрямить руку или поднять голову, и даже некуда податься самим воображением, потому что девчачьи соки Мелиссы просочились даже туда. Они ошпаривали меня со всех сторон, урча и булькая моей деградирующей плотью, не выпуская моё сознание за пределы драконьей плоти. Невозможно было даже представить, что я пропаду в такой невообразимо угнетающей глубине интимного голода юной Мелиссы. Больше не было неба и солнца, больше не было вариантов и возможностей. Не было цвета, не было запаха, не было вкуса, кроме пронзительно болезненного ощущения маточной жидкости в каждом вдохе и выдохе. Я был ещё жив, но меня самого уже больше не было. Изувеченный, израсходованный, использованный. Писечный.
Всё резко перевернулось с ног на голову, я вяло зашевелился, меняя свою позу внутри горячего мешка, но мне было уже почти всё равно. Мелисса встала с земли, но я как будто уже не понимал, что творится снаружи, для меня всё это больше не существовало, а за границами моей тесной камеры был бесконечный объём живой хищной плоти. Тело драконы задвигалось, меня стало ритмично толкать сверху и снизу, когда она зашагала куда-то. Мышцы ягодиц уже не так сильно давили здесь, в матке, хотя до сих пор очень чётко ощущались. Я мог бы отсюда представить себе всё тело Мелиссы, как она спокойно идёт сквозь тёмные заросли куда-то в одной ей известном направлении, но воображение отказывалось слушаться меня, потому что я был писечным. С каждым шагом Мелиссы едкая слизь орошала меня всё агрессивнее, пронизывая едкой дробью концентрированной драконьей женственности, испекая и перерабатывая моё замученное болью сознание в жалкий комок писечной грязи, казалось, эта кишащая половой сущностью Мелиссы жидкость уже текла в моих жилах вместо крови, наполняла все мои органы. Казалось, если я попытаюсь говорить, выйдет лишь безобразное слизистое хлюпание, да и сами мои мысли постепенно превращались в то самое непрекращающееся хлюпание и урчание, которое меня окружает. Когда я окончательно превращусь в комок слизи, я этого не пойму, потому что это произойдёт плавно, у меня не будет даже единого трагического момента кончины, потому что я уже не самостоятельное, мыслящее существо, а жалкий писечный клочок слизи, я сам стал презренным выделением организма красивой молодой драконы, она переработала меня своей непреодолимой женственной сущностью.
Животик Мелиссы недовольно заурчал и она взглянула на него, согнув шею.
- Оуу. Кролик, ты меня слышишь? Скажи что-нибудь. Слышишь, как урчит?
Я слышал, но для меня этот звук был таким же спонтанным и неинтересным, как барашки на одной единственной волне посреди океана. Для меня это был океан плоти, по которому блуждало множество звуков и движений, они лишь поначалу угнетали меня, но теперь я уже смирился с этой могущественной жизнью, которая употребила меня, и теперь урчит своими пищеварительными полостями где-то поблизости. Видимо, организм требует свежего топлива, ну и пускай, я ни на что не влияю, я писечный.
Мелисса расстроенно вздохнула и села, потирая живот. Она чувствовала меня внутри, но не там, где нужно.
- Кролик, почему ты себя так ведёшь? Думаешь, я дам тебе так просто сбежать от меня на тот свет?
Её слова, протиснувшиеся сквозь океан плоти, заставили меня на мгновение вынырнуть из забвения, но этой искры было слишком мало, чтобы пробудить надежду. Я продолжал падать в глубокий сон среди чёрных горячих внутренностей драконы.
- Я знаю, что ты меня слышишь, добыча. Я могла бы пойти к моему знакомому дракону и заняться настоящей любовью, вот тогда ты бы не выжил. Ты бы сначала стал как мягкая рыба, а потом вообще как сопелька. Но я же не стану портить еду. Ты что, думаешь, что я глупая?
Я всё слышал. Не только ушами, я всем телом улавливал вибрации её голоса, зарождавшегося где-то далеко наверху, в горле, над трахеей. Но выбраться из драконьей половой сущности было нельзя, это было невозможно, не только физически, она сравняла с землёй мою волю к жизни одним лишь своим колоссальным либидо. Как и положено ничтожному писечному комочку, я не стал отвечать или двигаться. Дракона неодобрительно замычала.
- Послушай... Честное слово, я очень рада, что так сильно тебя размазала. Было так здорово чувствовать, как ты трепыхаешься и корчишься в моей письке. Мне понравилось! Но этого мало, маленький паршивый кролик. Я хочу, чтобы ты знал, что я сейчас с тобой сделаю, - Мелисса согнулась, наклонив голову ближе к своему животу, хотя для меня это ни на что не влияло, я слышал её одинаково, лишь океан плоти вокруг меня в очередной раз сместился, - Я сейчас сожму живот и выдавлю на тебя свои особенные письковые сопли. Они появляются у меня каждый раз после того, как мне делается приятно. Это особенные сопли, такие бывают только у девочек, а у мальчиков они другие. Я не знаю, как именно они называются.
Мелисса осталась сидеть, но приподняла туловище, выровняв спину и взявшись передними лапами за живот.
- Я выплесну их прямо на тебя, кролик. Я очень хочу это сделать, потому что ты меня любишь, и мне будет так приятно искупать тебя в моей мерзости! Это самое худшее, что есть в моей письке. Почувствуй, как я сейчас нарпягаюсь, чтобы их на тебя выдавить, - и действительно, я ощутил нарастающее напряжение в живых тканях где-то совсем рядом со мной, с двух сторон от матки. Похоже, дракона не шутила. Я был в состоянии, похожем на сон, но после её последних слов стал вяло цепляться за реальность, хотя всё так же был не в силах пошевелиться в тугом мешке матки. Едкая слизь лилась на меня со стенок и потолка, уже давно преодолев лимит восприятия болевых рецепторов и, минуя их, напрямую превращалась в горе и безысходность, которые облепливали жалкий писечный комок, ранее небрежно именуемый "кроликом". Что бы для меня не готовила Мелисса, это должно быть нечто несоизмеримо более ужасное, чем заполненная слизью тесная матка, если дракона хочет, чтобы я проснулся. Хотя, кто сказал, что она на это не способна?
- Вот-вот, сейчас! Сейчас будет... Ааахх.. - дракона напряглась чуть сильнее. Когда она вздохнула с облегчением, из двух невидимых отверстий в противоположных стенках матки на меня действительно выплеснулось нечто новое. Этого вещества было не слишком много, по сравнению со всей остальной мерзкой слизью. Из-за того, как я сидел, оно забрызгало оба моих бока, шею и руки, и сперва начало стекать в вязкое болото ко всей остальной гадости, наполнявшей матку, как будто бы ничего особенного и не произошло.
Но спустя несколько секунд я ощутил острое жжение. Ужасное, пробивающее даже тьму моего безысходно смиренного состояния. Это было не жжение кислоты, и не назойливый зуд, переходящий в боль, который создавала обычная маточная слизь. Ощущения от этого нового коварного вещества были такие, словно рой крохотных насекомых размером не больше макового зерна набросился на мою кожу и начал её жадно грызть. Я машинально дёрнулся и схватился правой рукой за левое предплечие, лишь чтобы ужаснуться ещё сильнее. Моя кожа была не просто раздражена или изранена, она стала быстро морщиться и покрываться волдырями, на ней стали образовываться безобразные горбы, как на горящем куске пластмассы. Даже ладонь, которой я схватился за предплечие, пронзил импульс этой новой незнакомой боли. К моим бокам как будто прицепили тысячу крохотных прищепок. Поражённый этими кошмарными ощущениями, конечно же, я задёргался и попытался закричать, но вместо крика, как я и ожидал, получилось лишь жалкое хлюпание, а мои слабые движения ничуть не растянули тугой мешок матки, я лишь беспомощно барахтался в её тесном пространстве, создавая колебания, но не растяжения; не факт, что Мелисса вообще сможет их ощутить. Жженние не прекращалось и не ослабевало одну мучительную секунду за другой, я корчился, плакал и подавленно дрожал во мраке полового органа Мелиссы. Лишь когда боль стала немного утихать, до меня дошло, что это могло быть за вещество. Я не чувствовал вкус крови во рту. Моя кожа, хоть и стремительно деформировалась, судя по всему, не кровоточила, если не считать ран, которые дракона уже нанесла мне до этого.
Ещё одна причуда драконьей анатомии; клетки, участвующие в размножении, совсем не такие простые, как у всех остальных существ. Эти клетки ведут себя очень агрессивно, они невероятно активны и подвижны, поэтому организм Мелиссы регулярно избавляется от неиспользованных яйцеклеток, чтобы они не наносили ей самой вреда. Едкая слизь в матке и влагалище нужна, чтобы защитить внутренности от этих самых яйцеклеток, когда они выбрасываются наружу. Если же яйцеклетка вступает в контакт с незащищённой (а тем более - воспалённой и повреждённой) живой тканью, она может начать изменять её, внедряя собственные гены и формируя локальные органические образования из генетически близких к ней клеток. Иными словами, яйцеклетки драконы могут приводить к локальным мутациям, но это совсем не то волшебное перерождение, о котором пишут в сказках для взрослых. Когда счастливый герой вылезает наружу в новом теле маленького дракончика - это совершенно невозможно. Драконьи яйцеклетки действительно изменят того, кому не повезёт в них искупаться, но это точно не будут изменения к лучшему. Во всём происходящем для меня был только один положительный момент; когда Мелисса напряглась и выплеснула на меня остатки неиспользованных клеток во второй, а затем и в третий раз, мне было уже не так больно. Моя кожа по бокам по своей текстуре стала напоминать поверхность камня, при этом оставаясь преимущественно мягкой. Вместо гладкой поверхности теперь была мятая и безобразная, такая, которую даже страшно трогать. Хорошо, что я не нахватался ртом этой мерзости, которая выдавливалась из драконьих яичников.
Окончательный акт низвержения меня в кромешную бездну подавления половой мощью Мелиссы. Все остальные её действия, хоть и заставляли меня пережить угнетение драконьей женственностью, но не действовали так напрямую и буквально как то, что она сделала сейчас. Её самая женская, самая сокровенная материя обрушилась на меня ядовитым дождём и с упоением побеждала саму мою плоть, превращая всё, что от неё оставалось, в безобразные ошмётки. Я думал, что уже стал писечным, что дальше уже некуда, как же я ошибался. Организм Мелиссы сумел унизить меня ещё значительнее, превратить в живое оскорбление меня самого. Столь колкое, непристойное оскорбление, как что-то исходящее из области между драконьих лап. Моя бурлящая, обезображенная кожа была злой насмешкой драконьего организма, как будто он специально испортил нечто столь презренное и гадкое, чтобы поглумиться. Это было явно во вкусе Мелиссы; окружавшая меня упругая плоть матки постепенно начала переминаться, поначалу вяло, но затем всё активнее взбалтывая меня в кошмарном супе из слизи и огромного количества драконьих яйцеклеток, эта плоть так вальяжно и деловито покачивала меня то влево, то вправо, что в самом её движении ощущалось удовлетворение тотального биологического превосходства надо мной. Выход из матки был закупорен, а стенки всё покачивались, выплёскивая коварную жижу на меня со всё новых сторон, заливая шлаками драконьей половой системы всю мою спину, грудь, руки, лицо, и всё это жутко болело, словно меня со всех сторон пронизывали ядовитые жала. Даже когда в яичниках уже совсем не было лишних клеток, матка продолжала полоскать меня весьма продолжительное время. Мелисса делала это, потому что чувствовала, как я дёргаюсь в агонии, бью в скользкие стенки и пытаюсь кричать, пока токсичные половые клетки вспахивают моё мясо.
- Я знаю, что ты сейчас думаешь, кролик. Ты хочешь знать, почему я это делаю с тобой. Почему я испекаю тебя в моей письке, - наконец, вдоволь понаблюдая свои ощущения в нижней части живота, Мелисса встала и спокойно пошла по тропинке. Матка взбалтывала и месила меня, швыряла, молола, трепала, обливала, я словно оказался в духовке в момент наибольшего нагрева. Пронизывающие меня косяки крохотных яйцеклеток, бултыхавшиеся вместе со мной в окружающей жиже, беспощадно уродовали меня всё сильнее, они стали проникать в мышцы, искривляли и хаотично перемещали их волокна. Даже когда физическая боль ослабела, она сменилась не менее ужасным чувством горя и безысходности от того, что части моего тела мялись почти как глина. Деформированная челюсть была выдавлена со своего места и больше нормально не закрывалась, отвиснув на бок. Суставы рук и ног выворачивало, а пальцы стали напоминать оплавившиеся обрубки восковых свечей. Я и представить себе не мог, насколько непередаваемо тяжкое ощущение того, как более сильный организм унижает меня в своих ядовитых выбросах, а ведь это ещё было даже не переваривание, дракона просто травила меня выделениями своей могущественной половой системы.
- Я это делаю, потому что я лучше тебя, кролик. Потому что я красивее. Я умею летать, умею охотиться, я умею всё! И ты, мерзкий маленький негодяй, ещё говоришь, что любишь меня? - Мелисса звонко рассмеялась, остановившись, чтобы опять прислушаться к моим страданиям внутри неё - Глупыш, посмотри, что я с тобой сделала. Думал, сделаешь мне приятно, да? Я же тебя расквасила, хахахаха. И теперь ты киснешь в девчачьей письке, ну что за никудышний кролик, подумать только, тебя же девочка засунула прямо туда! Хахаха! Фууу!
К этому моменту я снова почти перестал реагировать на действия драконы, провалившись в такую бездну уныния, которую ранее не мог и представить. Моё повреждённое, изуродованное тело беспомощно бултыхалось в токсичном бульоне, но благодаря агрессивным движениям стенок большая часть яйцеклеток уже въелась в мою плоть и была нейтрализирована. Я лишь молча проводил почти бесчувственными остатками рук по скользким стенкам. Воспалённая, раздражённая кожа, испещрённая оврагами и горбами мерзких наростов уже почти не воспринимала боль, но мне было невероятно больно внутренне от самого созерцания моей безжалостной деградации драконьим телом. Как и прежде, Мелиссе явно не понравилось, что я перестал двигаться, тон её голоса вновь стал недовольным.
- А теперь ты, наверное, решил, что можешь сидеть там, как будто ты мой ребёночек? Но, вообще-то, мы драконы откладываем яйца, а ты совсем не похож на яйцо, - Мелисса оглянулась и подбежала к огромному дереву, забравшись в заросли у его основания. Она чуть наклонила свой круп к земле, наполовину согнув задние лапы, а хвост опустила ещё ниже, положив его на легко прогнувшийся ковёр из шатких полевых трав.
- Думаю, ты больше похож на шелудивого ободранного кролика. Мне такие ребёночки, как ты, совсем не нужны. Сделаю-ка я аборт, - Мелисса захихикала и напряглась. Откуда она вообще знает такие слова? Впрочем, у меня не осталось времени порассуждать; потолок матки начал плавно опускаться, выдавливая наружу всё содержимое. Опустившись на меня, потолок продолжил своё движение с такой же плавной скоростью, вообще не воспринимая плотность моего тела, как преграду. Я почувствовал себя совсем ничтожной щепкой под этим органическим прессом, приводимым в движение волей красивой белой драконы. А выход из матки ничуть не расслабился, он оставался всё таким же невероятным тугим и узким, забитым сагустевшей слизью. Под тяжестью огромного давления я был просто вмят в эту тесную трубку из плоти, я чувствовал себя яблоком в соковыжымалке, совершенно не в состоянии двигаться и дышать в коварных объятиях плоти. К счастью, я был повёрнут головой в сторону выхода.
- Всё ещё любишь меня, кролик, не так ли? А как тебе нравится быть жертвой моего аборта? Представь, что ты мой ребёночек, от которого я избавляюсь, потому что не люблю! - Мелисса напряглась сильнее, одним мигом протолкнув меня по скользкому тоннелю во влагалище, которое тоже было очень тесным, но не настолько, насколько узкой была шейка матки. Сквозь тучные ёмкости скользкой плоти, сквозь непролазную горячую темноту я начал замечать приближение чего-то, что уже не рассчитывал увидеть. Крохотная белая точка сперва казалась лишь наваждением, потому что мне было непривычно вновь использовать глаза. Но когда дракона напряглась ещё раз, меня вытолкнуло ближе к свету, я проскользнул по наклонённому вниз тоннелю навстречу этому неожиданному, фантастическому миражу. Белое. Холодное! Окончание безграничного океана живой плоти, такое же невероятное, как край плоской Земли, с которого водопадами в бездну устремляются морские воды.
Я совсем забыл, что снаружи ночь, я даже забыл, что ночь и день существуют. Тусклый свет звёздной ночи был ещё более тусклым под хвостом у белой драконы, присевшей под деревом, но для меня этот свет был ярче солнца. А свежий воздух, наполнивший холодом лёгкие, заставил резко и тяжело закашляться, хотя он вовсе не был на самом деле холодным около выхода из влагалища. Просто мне было так неловко возвращаться в мир, я не знал, что теперь с этим делать. Драконья половая система изменила меня, она перекорила мою волю к жизни на таком фундаментальном уровне, что я больше ни в чём не был уверен, и даже не знал, хочу ли дальше жить в мире света и холода. Мне было практически всё равно. Но Мелисса не выпустила меня в этот мир сразу. Когда мои ноги были продавлены сквозь шейку матки и проскользнули во влагалище, а голова оказалась прямо у выхода, почти снаружи, Мелисса встала и выпрямилась. Канал влагалища вновь стал горизонтальным, и дракона повернулась всем телом вбок, направив голову в сторону своего крупа, чтобы спокойным голосом сказать мне что-то очень странное.
- А знаешь, в чём парадокс любви? Мы любим не тех, кто делает нам хорошо, а тех, кому мы сами делаем хорошо. Вот так это работает.
Мои глаза видели очень размыто, но со временем я начинал различать контуры предметов. Хорошо, что я постоянно жмурился, находясь в матке, и токсичные яйцеклетки почти не затронули глаза, но во всём остальном я был наверняка страшно изуродован. Теперь, помимо того, что я был писечным, я стал ещё и жертвой аборта, и страшно подумать, какие ещё ребяческие оскорбления Мелисса осуществит надо мной физически. Очевидно, что она способна на очень многое. Я попытался заговорить, это было очень сложно, мои челюсти были каким-то образом деформированы драконьими яйцеклетками.
- Что ты со мной сделаешь теперь?
Мелисса игриво замычала и хихикнула, как будто ей предложили бесплатного мороженого.
- Я буду дальше тебя обижать, кролик. Теперь, когда я уже покоробила тебя в моей письке, я пойду в женский туалет, а ты пойдёшь вместе со мной. Не потому что тебе можно, а потому что какая разница? Киснешь в письке у девочки, ну так вот и участвуй в моём туалете. Ты увидишь, что тебя ожидает после того, как я тобой полакомлюсь, - меня немного удивило то, что после всего произошедшего она всё ещё собирается меня съесть, ведь я был вымазан в такой мерзости, которая вряд ли приятна на вкус. Мелисса зашагала ближе к дереву, и я видел, как то слева, то справа от меня выдвигаются изящные гибкие контуры её ягодиц, в то время, как их мышцы меня толкают в такт драконьей походке. Сверху надо мной длинная чешуйчатая мачта хвоста, тоже качающаяся влево-вправо в такт движению и перекрывающая обзор наверх. А где-то внизу проносится ночная полевая трава, по которой мягко ступают драконьи задние лапы. Как будто я смотрю сквозь заднее стекло автобуса; вижу, где дракона прошла, но не вижу, куда она идёт. Подобравшись ближе к дереву, Мелисса повернула к его толстому стволу, и я ощутил этот поворот в смещении мышц её тела. Находясь в своём текущем положении, мне даже почти казалось, что я как-то влияю на её шаги, направляю их, но, конечно же, они были мне совершенно неподвластны, дракона шла, куда она сама хотела.
- Смотри, кролик, я захожу в комнату для девочек. Видишь? - дракона махнула хвостиком и стала рядом с деревом. Конечно, здесь не было никакой комнаты, вряд ли драконы вообще пользуются отдельным туалетом. Но Мелисса знала очень много вещей, которые не имеют отношения к драконам. Она опять игриво рассмеялась, приседая около толстого ствола, в этот раз отведя хвост вверх. Канал влашалища из горизонтального стал почти вертикально направленным вниз, когда дракона расположила своё туловище в позу для оправки, однако я не мог выскользнуть наружу, даже если бы старался, тугие стенки всё ещё довольно плотно держали меня.
- Какой же ты жалкий, туалетный кролик. Сидишь прямо в письке, которую я сейчас использую по назначению! Ну и ну, какое-же ты ничтожество, - Мелисса презрительно усмехнулась, расставляя задние лапы поудобнее. Прямо напротив себя я видел место у основания древесного ствола, которое дракона выбрала, чтобы справить нужду. Там внизу был не важный ни для кого в мире клочок земли с редкими травинками и корнями, который сейчас будет подвержен выбросу органических отходов. Это было очередное унижение, которое избрала для меня молодая дракона; созерцать, как жухнет природа под натиском отходов её жизнедеятельности. Стенки влагалища чуть сдавили меня, заставив меня выскользнуть головой наружу, хотя всем остальным телом я ещё оставался внутри. Теперь у меня буквально прямо перед носом оказалось отверстие драконьей уретры, от которого было некуда отвернуться или закрыться, и оставалось лишь надеяться, что жидкость, которая оттуда непременно выльется, не попадёт на меня. Я обречённо смотрел на края этой очень простой, банальной дырки в плоти, и в этой её простоте лишний раз проявлялось презрение к тем неудачливым существам, которые попали Мелиссе в пасть и поучаствовали в её обмене веществ. Лишившись всех своих жизненных сил, пройдя мучительный путь через многочисленные органы и превращаясь в жалкие отходы, несчастные добычи протекают в конце концов через это непримечательное, простое отверстие. Ни памяти, ни траура, ни судьбы живого существа, а только судьба жидкого химического вещества.
- А сейчас, кролик, я хочу, чтобы ты сам принял участие в моём пописивании. Чтобы ты стал частью процесса. Ты должен говорить мне вот так: пс-пс-пс-пс!
Странно, она что, специально терпит ради этого? А если я не буду идти у ней на поводу, то будет терпеть и дальше? Лучше её не злить и не проверять это. Мелиссе нравится такое ребячество, ну и пускай.
- Пс-пс-пс-пс-пс...
Внезапно из уретры вырвался очень резвый горячий поток. Я сразу почувствовал лицом его жар сквозь свежий ночной воздух, но сама жидкость не касалась моего лица, она под огромным давлением устремилась вниз, в направлении непримечательного клочка земли, обречённого стать местом сброса вредных органических отходов. Поток был настолько сильным, что я хорошо ощущал вибрации мочи, несущейся по уретре, сквозь стиснувшие меня стенки влагалища, а трение потока об края отверстия выхода из уретры создавало громкий шум несущейся наружу жидкости. Где-то глубже моих ног размещался мочевой пузырь драконы, создающий это сильное давление. Вылетая из уретры стройным единым потоком, который почему-то казался белым, моча начинала разлетаться в стороны на некотором отдалении, превращаясь в густой жёлтый дождь из больших увесистых капель. Этот дождь покрывал небольшую поверхность, на которой сразу стала формироваться шипящая, пузырящаяся лужа, от которой шёл едва заметный пар. Поток жидкости продолжал литься в лужу, и от ударов горячих капель в стороны летело множество брызг, однако все они не доставали до меня, потому что не доставали до самой Мелиссы. Она расположилась очень аккуратно, чтобы не испачкаться.
Запах добрался до меня не сразу, потому что моча, выталкиваемая из уретры, сразу летела вниз и не успевала отравить воздух своими парами. Я почувствовал запах уже тогда, когда до меня поднялся пар от самой лужи, естественно, пахло очень мерзко, но не хуже, чем внутри влагалища, хотя и чуть по-другому. То, что я видел, угнетало меня больше, чем запах; я был подвергнут созерцанию акта разрушительного загрязнения. Любое разумное живое существо прячет свой акт загрязнения от окружающих, чтобы не оскорблять их, ведь это действие абсолютно противоположно всему прекрасному. Я видел, как из прекрасного тела молодой драконы выбрасывается наружу то, из чего была выжата эта её красота и жизненность. Когда-то живая еда, униженная до такой степени, что сама её форма была утеряна в процессе этого унижения. Добыча, которая прошла точку невозврата, и её уже никак не получится пожалеть, а можно только хотеть избавиться от этих презренных отходов, и по возможности даже не смотреть на них, как не смотрит Мелисса. Но заставляет смотреть меня, непроизвольно приобщаясь к их тухлому, лишённому жизни духу.
- Ааааах! Как же я набегалась, целое озеро выходит наружу. А теперь рассказывай, как тебе в моей работающей письке, кролик. Расскажи, как ты там себя чувствуешь, - зная нрав драконы, я сразу начал пытаться подбирать подходящие слова, но меня сбило с мысли внезапно возросшее давление в районе моей спины. Сзади за моей головой, за половым органом драконы было её анальное отверстие, я никак не мог видеть его из своей текущей позы, но услышал в непосредственной близости от себя слизкий треск, который ни с чем нельзя спутать. Что-то в толще плоти надо мной растянулось, и следом за струёй жидких отходов вниз полетела гораздо более толстая и тёмная. Не совсем струя, а скорее скопление множества вязких жирных кусков, которые разлетались меньше, чем моча, а стали падать примерно в одну точку, создавая гораздо более мощные брызги в вонючей луже. Кал был почти полностью чёрным, я изо всех сил старался не смотреть на эту отвратительную мерзость, но даже зажмурившись я не мог не слышать громкое хлюпание вязких отходов пищеварения об поверхность лужи. Я слишком отчётливо ощущал, как они проталкиваются по тоннелю прямой кишки где-то за моей спиной, проскальзывают через разжавшиеся анальные складки и вырываются в окружающий мир, даже с закрытыми глазами всё было слишком очевидно. Едкая вонь дымящихся экскрементов ударила мне в нос, прошибая очередной барьер отвращения в моём сознании, я скривился и завыл. Это было просто нереально тяжёлое зрелище, которое сводило меня с ума своей непередаваемой мерзостью, меня моментально начало тошнить, но я был под таким огромным натиском физически и психологически, что вырвать не получалось. А может быть, я вырвал и не заметил этого. Вязкие отходы пищеварения быстро формировали небольшую горку, это были не длинные поленья, а, в основном, относительно сферические куски, вперемешку с более текучей массой. Эти отходы буквально излучали упадок и разложение. Тело Мелиссы возводило в плюс свою жизненную силу за счёт еды, чью жизненную силу она наоборот опускала в минус, и этот минус был слишком заметным, он исходил в воздух и в грунт от кошмарной смеси отходов. А пока за моей головой с короткими перерывами валились наружу всё новые порции экскрементов, отверстие уретры перед моим лицом с такими же короткими паузами орошало горку драконьего помёта зловонной мочой. Я совсем забыл о последнем требовании Мелиссы, я лишь зажмурился и тихо всхлипывал. Стало быть, она закрепила за мной ещё один титул, теперь я ещё и туалетный.
- Ты чего это молчишь, дрянной туалетный кролик? Разве не видишь, над тобой девочка покакала! Прямо из подхвостной дырки, прямо там, где ты. Понимаешь, что ты как раз там, где моя какающая попа? Ну и позорище, вонючий, писечный кролик, подумать только, я с тобой сходила в туалет! Хахахаха, паршивая маленькая добыча, я же писяю! А ты прямо там, откуда я писяю, ну это просто фууууу! Фу, какой ты паршивый жалкий кролик! Ты же у девочки прямо там, - не смотря на моё молчание, Мелисса ликовала на протяжении всего процесса. Наверное, она ощутила, в каком шоке я нахожусь, и моё молчание сказало ей достаточно. Но не меняя радостной интонации, дракона продолжила настаивать на своём, - А ну не молчи, мерзостный кролик! Вонючее позорище, я же прямо над тобой сходила в туалет, что ты за бяка после этого? Ты должен хвалить мою попу и письку! Хвали, как они хорошо работают! Вонючий кролик! Сейчас же хвали! И так, чтобы красиво!
Мелисса поставила мне очень тяжёлую задачу. Я не мог заставить себя раскрыть глаза, чтобы разглядеть, что мне нужно хвалить, а палитра смертоносного смрада так перекосила моё лицо, что попытки говорить прерывались спонтанными рвотными приступами, впрочем, у меня всё никак не получалось вырвать.
- У тебя под хвостом, - я на секунду запнулся, это была чистая импровизация, - ворота грязного страха, неотвратимо ввергающие недостойных любоваться тобой в мрачную глушь печальных следов жизни.
Дракона злорадно рассмеялась, продолжив деловито выдавливать из себя экскременты. Её задние лапы чуть сгибались и разгибались от напряжения, из-за чего я немного покачивался вместо с её крупом, и от этого было только хуже.
- Что ещё за мрачная глушь следов? Кролик, да ты же совсем глупый, ну как можно такую ерунду говорить? Хвали мою какающую попу, гадкий мелкий кролик! Ты же такой мерзкий, ты прямо рядом с ней! С попой девочки! Фууу! - Мелисса фыркнула и тряхнула головой. Моя первая попытка пришлась ей не по нраву, но чего она хочет? Что я должен был сказать? Может быть, подыграть её унижениям? Использовать её же слова?
- Твоя прекрасная белая попа рядом со мной заставляет меня чувствовать себя никчёмным туалетным кусочком девчачьей грязи, а то, как она какает, выглядит красивее меня, я не заслуживаю даже быть выкаканным через неё.
На этот раз Мелисса одобрительно завыла.
- Вот так-то лучше, кролик, но тебе придётся быть выкаканным через неё! Не нравятся мои какашки? А я самого тебя сделаю вонючей мерзкой какашкой после того, как съем и переварю. Ты попадёшь ко мне прямо в попу, и я тебя выдавлю наружу в комнате для девочек! Ты получишь то, чего заслуживаешь, паршивый кролик, ты станешь какашкой девочки. Что ты тогда будешь делать? Когда твои маленькие мерзкие ручки и ножки и голова и всё остальное станет какашным! Отвечай, что тогда с тобой будет!
Давление в прямой кишке ослабело на несколько секунд, но Мелисса опять поднажала, выдавливая наружу всё новые отходы, поступившие из глубин её крупа. Зловещая жижа из перемешавшихся отходов растекалась по земле, покрывая растительность зловонным, неоднородным потопом. Дымящаяся куча навоза блестела бесчисленными пупырышками и неровностями, пузырящимися по её вязкой поверхности. Под давлением всё новых каловых масс куча заваливалась и распадалась, становясь обширнее, хотя у неё не было чётких границ, потому что она по своим краям переходила в грязную вязкую лужу. Это было торжество уничижения и непереносимый концентрат агонии, терроризирующий почти все мои чувства (к счастью, кроме осязания, от этого я бы точно сошёл с ума).
- Я буду булькать и мяться в куче девчачьих какашек, и растекаться мерзкой лужицей под струёй из девчачьей письки как жалкий скушанный кролик.
Мелисса опять одобрительно замычала. Кажется, я понял, каких реплик она от меня ждёт.
- Фуууу, хахаха, кролик, какой же ты весь туалетный, и мысли у тебя уже как у какашки! Как же я здорово тебя расквасила, в моей письке и заставила смотреть на то, как я какаю! Так тебе и надо, парншивый маленький негодяй! Подумать только, ты же участвуешь в моём походе в туалет, ты участвуешь в девчачьем какании, - дракона укоризненно замычала, а затем самодовольно расхохоталась, - Смотри кролик, смотри прямо сейчас, я какаю! - мыщцы прямой кишки за моей спиной резко сжались, выдавив вниз, в пузырящуюся кучу вязкого помёта новый жирный ком, который в этот раз имел чуть другую консистенцию, и почти наполовину состоял из похожей на патоку тягучей чёрной слизи, которая натянулась недолговечной плёнкой между анальным отверстием и скользко падающим шматком кала, и тут же разорвалась и упала вниз, покрыв часть кучи слоем кишечной слизи, когда следом за текущей массой отходов из ануса была вытолкнута следующая. Всё это происходило очень быстро, и выглядело так, будто поток зловонных экскрементов был смешан с нефтью. В кале стало мелькать всё больше желтых, на вид рассыпчастых частей, которые как бы состояли из мелких гранул и встречались среди остального преимущественно аморфного кала, как толстые жилы минералов в камне. Треск драконьего помёта, продавливающегося через подхвостное отверстие, тоже поменялся, став более шуршащим, водянистым, а струя мочи больше не была постоянной, она лишь периодически выстреливала из уретры натужными плевками, присоединяясь к разжижженому слою отходов наверху смрадной кучи. Я корчился от непереносимого отвращения и мысленно не прекращал надеяться, что Мелисса как можно скорее закончит свои дела, но дракона никуда не торопилась. После вязких маслянистых масс из анального отверстия были выбрызнуты наружу ядовитой шрапнелью почти совсем жидкие отходы пищеварения, покрывшие кучу убийственной грязи ещё одним неравномерным слоем.
- Эх, опять я объелась этих ягод, они не очень дружат с моим жиыотом, но зато какие вкусные! - дракона невинно хихикнула, несколько раз подряд выдавив из своего подхвостья ещё много литров текучей чёрной дряни, дымящейся прогорклой желчью и шлаками кишечных микробов, и лишь спустя несколько долгих минут резко завершила свою оправку, резко выпрямив задние лапы. Я опять оказался в горизонтальном положении, но был всё ещё заточён в тесном драконьем подхвостьи, вынужденый дышать мерзкими испарениями, доносившимися снизу.
- Вот и всё, кролик, только представь, насколько я тебя обидила. Это была обижалка, которую я придумала для самых гнусных, вонючих кроликов. Я тебя сделала какательным у меня под хвостом за то, что ты меня любишь, глупая добыча, - дракона облегчённо вздохнула и наконец сделала пару шагов, отдаляясь от зловещей кучи. Но отошла она совсем недалеко; передней левой лапой дракона сорвала просторный лист растения, напоминающего гигантский лопух, и поднесла его к своему подхвостью, начав мягко вытирать своё анальное отверстие. Я попытался отвести голову вниз и тихо хныкал, ощущая, как об затылок трётся этот влажный лист; дракона подтирается, и я опять никуда не могу деться от этого её унизительно противного действия, оно буквально происходит прямо надо мной, я слышу, как вязко хлюпают остатки кала на анальных складках, вытираясь об поверхность листа и оставаясь на нём.
А когда драконья лапа выронила лист на землю, очистив подхвостную дыру от грязи, мне на затылок опустился драконий палец и начал резко давить вниз. Я замычал, непроизвольно сопротивляясь надавившей на меня лапе, но дракона своим пальцем без особого труда вдавила моё лицо прямо туда, где было отверстие выхода из уретры. Его мокрыё вонючие края легли на мой лоб, щёки и подбородок, заставив опять скривиться и зажмуриться от едкого привкуса токсичной драконьей мочи, тут же ударившего в рот и нос прямо из тёмного мочевого канала. Этот смертоносный тухлый привкус достигал рецепторов моего языка, как бы я ни старался зажать челюсти; настолько густыми были испарения мочи, оставшейся в канале.
- Нет, Мелисса, прошу тебя, только не это! - следовало бы мне этого не кричать, ведь я лишь позабавил дракону. Она любопытно замычала, как будто спрашивала "а что это тут а нас?". Её палец вдавил меня в зловонную дыру ещё крепче.
- Да, кролик! Я делаю тебе пло-о-о-охо. Я обижаю тебя! Я, самая красивая охотница во всём мире, приказываю тебе. Лижи мою писятельную дырку, гадкий кролик, вылизывай её дочиста, пей мои вонючие писи. Они такие ужасно противные, а я заставляю тебя их хлебать! Хахаха, - моё лицо обдула резкая волна смрадных газов, выталкиваемая чем-то из уретры, и через долю секунды после них мне прямо на лицо была выплюнута порция несносо мерзостной, едкой мочи прямо из пузыря Мелиссы. Должно быть, это были последние остатки жидкости в пузыре, но их вполне хватило, чтобы вогнать меня в ужас. Прижатый лицом прямо к драконьей уретре, я дико завыл от охватившего меня жжения, но тут же захлебнулся убийственной жидкостью, затёкшей мне в рот и нос, и стал обречённо глотать эту гадость неосознанно большими порциями, лишь бы не утонуть в ней. Руками и ногами я дёргался в тесном канале влагалища и инстинктивно пытался вырваться из него, но всё так же оставался в полной власти драконы, неспособный покинуть её тугую междулапную темницу. А её палец, давивший мне на затылок, ничуть не помогал, а лишь прижимал меня всё настойчивее к злосчастному отверстию.
- Вылизывай то, что я писяла, кролик. Я заставляю тебя это делать, я засунула тебя прямо в писятельную дырку и обижаю тебя аж там, какой же это позор, просто слов нет, насколько ты плох, фу!
И я делал, как она сказала. С чудовищным трудом преодолев отвращение, я высунул язык и лизал гладкие края уретральной плоти, я был вынужден хлебать немыслимо противные остатки выделений молодой драконы. Они были концентратом того жуткого безжизненного шлака, который отфильтровывали здоровые почки Мелиссы. Как же хорошо они работали, избавляя сильный молодой орагнизм от всех этих отходов, несовместимых ни с чем кроме глубокого горя и ужаса. Я выполнял приказ Мелиссы, уронив самооценку в самую глубокую пропасть, а палец драконы елозил моим лицом из стороны в сторону, пока я языком не вычистил уретру и плоть вокруг неё от остатков мочи.
- Ахахахаха! Я тобой ещё и подтёрлась, так тебе и надо, глупый кролик, это всё тебе за то, что любишь меня. Я пропитала тебя своими девчачьими жидкостями, я сходила с тобой в туалет, я накормила тебя вонючей писянкой. А теперь настало время закончить аборт тебя, кролик, своей писькой я уже сделала с тобой всё, что хотела, - дракона чуть отошла, затем чуть наклонилась вперёд и оттолкнулась от земли передними лапами, вставая на широко расставленных задних. Благодаря хвосту она довольно хорошо на них балансировала. Канал влагалища вновь принял вертикальное положение, направив меня вниз головой в сторону земли, до которой было довольно далеко падать с высоты приподнятого корпуса драконы. Кольцевые мышцы в стенках сильно сжались и начали не то чтоб выталкивать меня наружу, а просто давить со всех сторон, заставляя мучительно выскальзывать из тесной половой трубки. И, в конце концов, я был выдавлен на свободу и упал на холодную твёрдую поверхность. Весь мир был непривычно прохладным, когда я уже утратил надежду вырваться из жаркой мясной темницы. Лишь только сейчас, беспомощно разгибая онемевшие суставы, я мог лицезреть, какие ужасные метаморфозы надо мной осуществила матка драконы. Женские гены из её яйцеклеток пропололи всю мою кожу, покрыв её однообразными наростами, напоминавшими основания чешуек, но самой чешуи не было, вместо неё местами попадались слипшиеся, зароговевшие мелкими пластинами волосы. Почти все кости были так или иначе деформированы, утрудняя любые движения и даже дыхание приплюснутой с боков, но вытянутой вдоль грудной клеткой. Моя голова стала чуть вытянутой, и челюсти не попадали одна на другую, а сквозь то, что раньше было носом, воздух почти совсем не проходил. Руки и ноги сгибались куда-то не туда, ступни оказались вытянутыми, а икры наоборот укороченными, из спины сзади торчал некий обрубок, напоминавший хвост, а пальцы на руках сделались короткими и неудобными, как оплавленные пеньки. Я с непередаваемым ужасом созерцал то, во что меня переработали драконьи гены. Купание в смертоносном резервуаре драконьей матки сделало меня презренным уродцем, не принадлежащим ни к какому-либо виду живых существ, я был перемешан с генетическими отбросами сильного здорового организма, и сам стал его жалким, почти нежизнеспособным отбросом, чудом сохранившим жизнь. Однако, мои ранее сломанные кости, похоже, каким-то образом срослись и больше не болели, хоть я и не мог нормально ходить такими деформированными конечностями; вынужденный ползать. Боль от всё ещё покрывавшей меня толстым слоем едкой слизи тоже уже почти не чувствовалась, но было хорошо видно, как она продолжает медленно разъедать и воспалять кожу. Я обречённо поднял глаза вверх, на прекрасную дракону, стоявшую прямо надо мной на одних лишь широко раставленных задних лапах. Её торс властно вздымался ввысь белой громадой, а передними лапами она упёрлась в бока, взглянув на меня сверху своими синими глазами, полными презрения. С двух сторон от меня в землю упирались две сильные задние лапы Мелиссы, которые сходились наверху устойчивым сводом таза. Хвост был отведён чуть в сторону и медленно ворочался из стороны в сторону, а непосредственно надо мной находилась половая щель, её гладкие края победоносно разместились надо мной вместо неба и ввергали меня в трепет своей близостью. Эта упругая плоть в самом основании драконьего живота слегка переминалась с каждым небольшим движением бёдер Мелиссы, она как будто злобно глумилась надо мной. Невероятно сильная, молодая половая система драконы самим своим видом беспрестанно напоминала о том сокрушительном унижении, которое мне было нанесено в ней. Я не мог отвести обречённый взгляд от этой зловещей упругой щели, нависшей сверху, но глядя на неё я начинал непроизвольно хныкать.
- Ах ты жалкий, паршивый, мерзкий, вонючий писечный кролик! Ты понимаешь, что я сделала? Я вытолкнула тебя из письки, как ребёночка, которого не люблю. Я от тебя избавилась, а ты теперь ещё и корявый весь после моей письки. Это я тебя полила своими писечными соплями, я тебя в них расквасила, и поэтому теперь ты такой жалкий, - Мелисса раскатисто рассмеялась, - А посмотри, что я сделала с твоей мальчиковостью. Я её полностью растворила в своей письке, я обработала тебя своими девчачьими письковыми веществами и сделала тебя самого женским! Ты теперь не мальчик и не девочка, кролик, ты теперь просто женский. Как женский туалет!
Я с ужасом согнулся и посмотрел туда, где раньше были мои собственные половые органы, тут же обхватил это место кривыми подобиями рук. Яйцеклетки Мелиссы своей женственной мощью просто перемололи мой собственный пол, они лишили меня его! Вместо того, что было раньше, осталась одна безобразная дыра, которой было непонятно как пользоваться. Просто поразительно, на каком фундаментальном уровне меня унизила эта изобретательная белая дракона, мужская натура внутри меня была растоплена, переварена и ликвидирована гораздо более могущественной женственностью Мелиссы, и этого было уже никак не изменить, похоже, мне придётся закончить своё существование в форме столь жалкого, презренного существа, лишённого не только достоинства и внешности, но даже собственного пола. Я громко заревел, прокручивая в голове облепившие меня титулы. Писечный, туалетный, жертва аборта. Женский; позорно связанный с женским половым органом Мелиссы. Как она будет называть меня дальше? Что ещё придумает для своего несчастного кролика? Увидев мой плач, дракона нахмурила брови и коварно улыбнулась, поднимая правую заднюю лапу. Пока она заносила её надо мной, я обречённо наблюдал, как властно и упруго изгибается половая щель в основании её живота, как органично этот маленький каньон плоти гармонирует с непреодолимым женственным духом в каждом движении Мелиссы, становясь зловещим монументом моему сокрушительному поражению, словно указатель со всеми моими новыми унизительными титулами, направленный прямо вниз, на меня. И тут же дракона наступила на меня сверху своей мощной лапой. Огромный вес упал на меня, как грузовик на полной скорости. Могущественная ступня навалилась сверху, как прожигающий насквозь лавовый ком, прошибая меня насквозь кинетической энергией. Я резко вскрикнув, раздавливаемый пыльной подошвой драконьей лапы.
- На тебе, паршивый женский кролик! На тебе лапой, - Мелисса подняла лапу и сразу вновь ударила меня ею сверху, сломав мне неизвестно сколько костей и разбивая мои мягкие ткани в один сплошной синяк. Я лишь старался свернуться калачиком и не думать о происходящем, настолько плохо мне было под ударами лапы Мелиссы, - Получай, позорище! Получай и плач из-за того, что я сквасила тебя своей девочковостью! - Мелисса становилась всё более возбуждённой, её голос перерастал в рык. Вновь ударив меня лапой, втоптав в землю и раздавив мои мягкие ткани в ещё более хаотичную кашу, дракона злобно засмеялась надо мной. В то время, как я терял сознание под её сильной лапой, в темноте унизительного раздавливания.
- Плач, когда я тебя обижаю, кролик! Плач и хвали мою лапу, которой я давлю тебя, потому что я настолько лучше и сильнее тебя! - Мелисса начала крутить лапой влево-вправо, растирая меня, как плевок. Жёсткая шершавая поверхность подушечек на её лапе очень больно дёрла мою кожу своими складками, я чувствовал, будто меня прижали к тёрке и водят по ней. Хоть моё деформированное тело и было менее восприимчиво к боли, растаптывание драконой всё равно происходило ужасно болезненно. Я с большим трудом попытался выдавить из себя слова, которые требовала Мелисса.
- Твоя прекрасная лапа раздавливает меня, как муравья, уничтожь меня полностью, о несравненная белая дракона.
Мелисса фыркнула и отвела лапу в сторону, поставив её на прежнее место. Но вряд ли она решила меня пощадить, скорее всего, ей опять что-то не понравилось. Но откуда я мог знать, что можно говорить, а что нельзя?
- А ты чего это раскомандовался, кролик? Совсем уже обнаглел так разговаривать с девочкой? Что хочу - то и делаю, хочу - уничтожаю, хочу - не уничтожаю, понял? Тьфу на тебя! Хррррр... - дракона задрала шею, скапливае в глотке слюну, а затем наклонилась, вытянув губы вперёд трубочкой и резко выдула изо рта ком белёсой каркотины, - Пффффууу!!
Глядя вверх, я видел, как в течении долгой секунды этот ком выплёскивается из-за губ драконы и летит вниз, в мою сторону, приближается, перекрывая обзор, и наконец ударяет в меня, с громким всплеском покрывая отвратной вязкой слюной. Меня пришибло и ударило об землю, я стал в панике выкапываться из солёного плевка, кишащего белёсыми пенистыми нитями слюнных вкраплений.
- Прости меня, Мелисса! Я больше не могу, я унижен тобой до самого конца, - я не выдержал и разрыдался, обращаясь наверх, к властно нахмурившейся драконе, - Я писечный, какашечный, уродливый туалетный кролик, умоляю, просто убей меня! Раздави меня лапой или разорви зубами, убей меня и съешь, ты прекрасная дракона, а я переварюсь и стану твоими какашками. Убей меня сейчас, Мелисса.
Пока я слёзно умолял Мелиссу прикончить меня, она дотянулась передними лапами до листвы на ветках огромного дерева и сорвала пару сочных просторных листьев, свернула их в трубочку и, плавно опустив вниз лапу со свёртком из листьев, аккуратно засунула его прямо во влагалище, раздвинув половые губы свободным пальцем. Наверное, она это делает для того, чтобы прочистить свои половые пути после недавних развлечений, эта дракона очень чистоплотна, по крайней мере, касательно себя самой. Она около минуты аккуратно вытирала своё влагалище изнутри мягким свёртком из листьев, всё это происходило прямо у меня над головой, дракона проворачивала свёрток, засовывала глубже и вытягивала обратно. Со временем комок листьев стал чавкать при каждом движении, потому что пропитался вагинальными выделениями. Тогда Мелисса осторожно вытащила его наружу, и мягкие половинки её половой щели схлопнулись воедино, вновь скрывая зловещий половой тоннель от моего взора. А использованный свёрток из листьев дракона сразу же выбросила прямо на меня. Мягкий вес размокших листьев плюхнулся в драконий плевок, пришлёпнув меня сверху, но это было не столько больно, сколько мерзко; я сам всё ещё был замаринован в едких половых жидкостях драконы, но в этом свёртке их было ещё больше, они были сбиты в грязные сгустки и с новой силой ударили по мне пронзительным кислым запахом. Половая слищь медленно бродила и пузырилась, издавая тихий непостоянный треск, когда её густые как смола капли сочились из-под слоёв использованных листьев. Я вяло пытался отпихнуться от зловонного свёртка, но у меня было слишком мало сил даже для этого, а может быть, просто совсем не осталось воли бороться за жизнь. А Мелисса удивлённо ахнула и радостно рассмеялась.
- Ну надо же! Я в тебя выбросила свой тампон, кролик. Вонючий, использованный тампон, фуууу, какой ты мерзкий! Посмотри на себя, ты же теперь как куча моего мусора, я в тебя наплевала, а теперь ещё и выкинула в тебя бяку прямо из письки. Ну как тебе девчачий мусор на вкус? Ну-ка лижи его, кролик, ты должен лизать его, потому что я обижаю тебя и заставляю это делать.
Я обречённо взялся руками за мягкую поверхность свёртка. Дракона явно не знала, для чего на самом деле нужны тампоны, и понимала их как-то по-своему, в её "тампоне" не было крови, но от этого он был не менее мерзким. Ещё до того, как я начал выполнять её команду, резкий смрад забродивших вагинальных выделений буквально обжёг мне лёгкие и я закашлялся, давясь кисло-солёными парами. Но я не имел воли перечить Мелиссе, и игнорируя шок и отвращение, приникнул к размокшей, смятой поверхности свёртка, высунул язык и тут же сморщился от вкусовых ощущений, схожих с кислотой от аккумулятора. Моё страдание усиливалось тем, насколько неоднородными были едкие половые жидкости, местами - более вязкие, как смола, а в других местах - текучие и покрытые пеной. Было достаточно мерзко искупаться в них, будучи внутри драконьего тела, когда они были горячими и свежими. Но на свежем ночном воздухе эти жидкости быстро охлаждались и меняли консистенцию, каким-то образом становясь ещё более непереносимо отвратительными. Я зажмурился, скривился и мелко дрожал, ужасаясь сосредоточению органической грязи на моём языке, а Мелисса всё стояла надо мной и звонко смеялась. Её смех звучал слишком радостно и дружелюбно, без единой нотки злорадства, не смотря на то, что она со мной делала.
- Кролик, я даже представить себе не могла, что ты настолько плох. Посмотри, что ты лижешь, это же вонючий тампон, ты сам видел, откуда я его достала. Я вытерла им всю свою девчачью грязюку, а потом заставила тебя его попробовать, хахаха! Ну и как он тебе на вкус?
Я давился убийственной жижей из едкой половой слизи и слюны, которая всё ещё покрывала меня тягучим слоем. Моя воля была сломлена, я забыл о собственном достоинстве и всём приятном, что существовало в мире. В моём представлении я больше не мог заслуживать ничего, кроме унижений, исходящих от прекрасной белой драконы.
- Я лижу твой тампон, Мелисса. Я жалкий маленький кролик, я хуже тебя, я хуже твоего плевка. Убей меня за то, что я такой ничтожный и вонючий, просто убей меня!
- Ты меня раздражаешь, кролик. Не забывай, что я лучше тебя во всём. Я над тобой. А ты сидишь в моих слюнях, понял, вонючка? - Мелисса опустилась на четыре лапы и чуть шагнула назад, в результате чего я оказался под её грудью, - Разве ты не понимаешь, что такому жалкому кролику, как ты, нельзя ничего у меня просить? Как ты вообще мог подумать, что я что-нибудь сделаю для тебя? Думал, я убью тебя, раз ты попросил? - дракона сделала ещё шаг назад, и я оказался под её головой, но она не опускала голову ко мне, вынуждая любоваться своим изящным длинным подбородком снизу, - Как ты мог подумать, что я удостою твои сопливые просьбы ответом? Как это ты, паршивый писечный кролик, мог подумать, что мои красивые ушки должны слышать твоё нытьё, а моя голова должна ещё и знать о твоей просьбе? Ты совсем обнаглел, добыча, наверное, я тебя слишком давно не наказывала.
Я обхватил свои деформированные колени и сжался в перепуганный комок, так и не выбравшись из вязкой массы драконьей харкотины. Вместо того, чтобы соскребать с себя слизкие слои этой мерзости и пытаться в ней не захлебнуться, я просто упёрся об вязкий вонючий свёрток из листьев и сидел, трясся и плакал, разъедаемый ужасом. Если всё, что дракона делала перед этим - не наказание, то какое наказание она для меня выберет? Было ясно лишь одно: Мелисса наверняка найдёт способ сделать мне ещё хуже, у неё это отлично получается.
Дракона потянулась ко мне передней лапой и резким движением пальца отбросила меня в сторону от мерзкого свёртка грязных листьев и лужи слюны, больно ударив когтем по груди, а затем сделала ещё один небольшой шаг назад и плавно села на землю, чуть согнула передние лапы и наклонилась ко мне головой очень медленно и очень близко, оказавшись глазами не просто на одном уровне со мной, а буквально на расстоянии вытянутой руки. Не прекращая плакать, я обречённо уставился в чёрную бездну её зрачка, а Мелисса не моргала, она смотрела прямо на меня, и в такой близи это было не просто сверление взглядом; её взгляд буквально обжигал.
- Смотри мне прямо в глаза, кролик, - дракона настойчиво прошептала, подвигаясь ещё ближе, хотя такая близость казалась неразумной; я мог бы шевельнуться и достать до поверхности её роговицы, но, конечно же, боялся это сделать, и дракона знала, что я боюсь, - Смотри, и ты узнаешь, что я о тебе думаю, что я чувствую, что я хочу совершить над тобой. Смотри в самую глубокую точку, туда, где находится моё "я", и понимай без слов, в какой части моего ума находятся все мысли, посвящённые тебе. Ищи там своё отражение, кролик, и смотри, что мои мысли с ним делают.
Глаз драконы был как бездонный чёрный колодец с синими краями, покрытый влажной гладкой плёнкой, похожей на стекло. На самой поверхности в этом колодце лежало безразличие и невозмутимость, холодное спокойствие, испытываемое хозяйкой по отношению к её личной собственности, не имеющей никакой судьбы или выбора за пределами воли хозяйки. В том, как дракона приблизилась ко мне, как безмятежен был её взгляд, как истины и непосредственны её слова, и даже в её спокойном, уверенном дыхании читался чёткий недвусмысленный посыл. Мелисса всем этим говорила "ты - мой, все твои материальные и нематериальные владения - мои, твои мысли и чувства - моя собственность, твоя судьба - это мелочь среди моего имущества". Тяжесть этого её молчаливого заявления была столь велика, что сковала меня параличем, одновременно сотрясая моё сознание ударами тысячи молний. Мелисса не шутила насчёт наказания, не смотря на то, что она не била и не топтала меня в этот раз. Но в её взгляде было нечто гораздо большее, чем заявление права на собственность; то, что поначалу казалось мне толстым лучом силы воли, вылетающим наружу из круглого чёрного зрачка. На самом деле, этот поток незримой энергии был направлен вовсе не наружу, он затягивал вовнутрь, и оказавшись прямо в его фарватере я невольно начал опускаться в чёрную страшную глубь, именно туда, куда мне скомандовала отправиться Мелисса. Эта гнетущая хищная темнота уходила глубже, чем мой разум был готов воспринимать, но заглянув в глаз драконы я уже был неспособен выплыть на поверхность, я нёсся всё дальше вниз мимо преград, которые без проверки пропускали меня, я падал в загадочный разум Мелиссы мимо её внешней обаятельности и речевых привычек, мимо вычурных витражей из расцветок окружающего мира, мимо свежих воспоминаний и рутинных каждодневных ритуалов, и не было ничего, что остановило бы меня на моём пути уклончивым отказом или недоверием. Дракона намеренно спускала меня туда, она не просто открыла мне крохотное окошко искренности, а буквально тащила на самое дно, туда, где могло находиться лишь её самое-самое личное, неотделимое от её природы. Там, в самой нижней точке, под натиском тысячи тонн породы внешних условностей, глубже, чем какие-либо слова и жесты, я увидел колоссальное в своей форме, монолитное, неприступное осознание превосходства надо мной. Презрение драконы ко мне было настолько чудовищным, что в её мыслях я был неотделим от представления о худших из всех возможных вещей. Любая мысль обо мне не случалась у Мелиссы без стремления произвести как можно более жуткую и унизительную расправу, и, что самое страшное - эта расправа представлялась ей добром, она дарила Мелиссе радостное удовлетворение, и совсем не воспринималась ею, как торжество несправедливости. Напротив, в глубине её глаз я обнаружил, насколько хорошим и правильным поступком она считает мучительное уничтожение меня, как будто сам факт моего существования был тяжким оскорблением для природы вещей и законов мироздания, и меня следовало не просто ликвидировать, а наполнять мучениями и грязью до тех пор, пока я не растворюсь в них. В глазах Мелиссы я был настолько презираем, что озарить меня хотя бы на мгновение светом сожаления было не просто недопустимо; любая малейшая идея проявить ко мне снисхождение, случайно вспыхнувшая в голове драконы, моментально разбивалась о преграду брезгливости.
Я сидел, всё так же уставившись в красивый синий глаз драконы. Ничего не поменялось во мне внешне, но мои внутренние изменения продвинулись дальше, чем за весь сегодняшний вечер. То непомерное презрение, которое я увидел там, упало в меня самого тяжким грузом и осталось лежать неподвижно, расплющивая все мысли. Теперь я знал, что я - в первую очередь, то, что эта прекрасная белая дракона сказала про меня. Все её слова - правда, а всё, что происходило в моей жизни до встречи с Мелиссой - информационный шум. Я кролик. Я её кролик.
- Я расслабилась и дышу спокойно, я касаюсь мягких стеблей травы своими лапами, я расправила свои крылья и охлаждаю их перепонки ночным воздухом, - дракона протяжно шептала почти гипнотическим тоном. Тёплое дыхание из её пасти чувствовалось сквозь слой слюны на моей коже, - Я думаю о том, как я буду обижать тебя, кролик. Я представляю себе, как ты постоянно внизу, подо мной. Ты даже под тем, что внизу. Ты даже ещё ниже, ещё меньше, ты под, а я над. Вот так, кролик, ты у меня внизу, в самом-самом низу, и мне это очень нравится. Я хочу, чтобы тебе было хуже там внизу, мне нравится смотреть прямо на тебя и видеть, как ты плачешь, потому что это я с тобой сделала, - Мелисса шептала почти без остановки, изливая на меня искренний поток своих мыслей. Она сделала паузу лишь однажды, страстно облизнув губы кончиком языка, - Мне нравится говорить тебе это и смотреть, как тебе становится плохо от того, что ты понимаешь, что я с тобой сделаю. Мне нравится говорить тебе, как я получаю удовольствие. Мне было так приятно наступить на тебя лапой и чувствовать, как ты хрустишь под ней, а ещё мне очень понравилось варить тебя в моей письке. А приятнее всего мне было, когда я в своей девчачьей письке разварила твою мальчиковость, я почувствовала, насколько я сильная и хорошая, когда это делала. Я умница, я хорошая девочка, я съела из тебя то, что делало тебя мальчиком, я чувствовала, как оно тает внизу моего живота, я заставила его там растаять и очень сильно наслаждалась, пока оно таяло во мне.
Я тихо хныкал, как и раньше. По моему лицу стекали вниз вязкие капли слюны, она сохла очень медленно, оставляя много шипящей белёсой пены. Слова драконы были для меня мрачной рекой из нефти, по которой я плыл на чёрной гондоле, оставив самоосознание на берегу. Река нежного шёпота Мелиссы тянула меня в безветренную, беззвучную холодную глушь, где нет света в конце тоннеля.
- Я люблю тебя, Мелисса.
Дракона не рассердилась и продолжила говорить шёпотом, но теперь она уже не спонтанно изливала свои чувства, а говорила более осмысленно.
- Я хочу, чтобы ты понимал, кролик. Ты любишь самое настоящее чудовище. Это то, что я есть, это самая простая правда на свете. У меня красивая белая чешуя, красивые крылья и голос, всё это для того, чтобы глупые кролики не понимали, что я чудовище. Я тебя обижаю, потому что я тебя уже ем, прямо сейчас. Просто я съедаю тебя сначала так, а только потом съедаю ртом. Я питаюсь тем, как ты мучаешься подо мной, а не только твоим мясом. Мне это нужно, потому что я чудовище, мне это нужно так же, как мясо, чтобы жить и расти.
- Я люблю тебя, Мелисса.
- Всё, что ты чувствуешь, не имеет значения, кролик. Тебе плохо и больно и страшно, но в конце концов из нас двоих останусь только я одна, а всё, что в прошлом было тобой, окажется частью меня, такой же как вот эта чешуйка на носе, или как мой коготь. Я буду летать над просторными лугами и радоваться, и эта моя радость будет проходить через то, что когда-то было тобой. Не важно, что с тобой происходит сейчас, главное, что с тобой будет, когда я тебя сделаю собой и останусь одна.
- Я люблю тебя, Мелисса.
- Ты думаешь, что сдался, кролик. Тебе всё равно, что говорить мне, тебе всё равно, что с тобой будет. Но я знаю, как это работает, ты не сможешь оставаться таким вечно. Ты не сможешь спрятаться от желания жить, оно вернётся к тебе, и тогда ты опять станешь бояться боли. Я не буду тратить свои силы на то, чтобы обижать тебя сейчас, вместо этого я заставлю тебя опять захотеть жить, и только после этого продолжу тебя есть.
- Я люблю тебя, Мелисса.
- Я выполню одно твоё желание, кролик. Но только нормальное желание. Не проси тебя отпустить, и не проси ничего, что я не могу сделать.
Я растерялся. Из всего, что происходило со мной, пожалуй, это было самой большой неожиданностью. А дракона подняла голову и села в более привычной позе, выпрямив передние лапы. Она продолжала смотреть на меня сверху, а края её рта изгибались в игривой улыбке.
- Но ты же меня не любишь.
- Конечно не люблю, глупый кролик. Но не забывай, что я умная девочка, я знаю, что с тобой надо сделать, чтобы тебя можно было дальше обижать. Я выполню твоё желание, говори, чего ты хочешь.
Почему-то я заплакал громче и не мог прийти в себя почти минуту. Во мне не осталось радости, чтобы должным образом отреагировать на предложение Мелиссы.
- Я люблю тебя, Мелисса.
- Я знаю, что любишь, добыча. Разве можно меня не любить? Но мне нужно, чтобы ты назвал желание. Мне оно нужнее, чем тебе.
Я растерялся ещё больше. Во мне совсем не осталось памяти о каких-либо приятных вещах, существовавших за пределами моего презренного положения под властной драконьей лапой. Я как обычно напрягся, стараясь не перечить приказу Мелиссы, но мне давно не было так сложно. Лишь когда прошла долгая молчаливая минута, я наконец нашёл, что сказать.
- А ты умеешь петь?
Дракона вдруг так звонко расхохоталась, и так долго смеялась, что я решил, моё желание не будет исполнено. Её белая чешуйчатая грудь содрогалась от смеха, а левой передней лапой она кокетливо скрывала свою широкую улыбку, которая, впрочем, всё равно была слишком видна. Когда ей удалось успокоить себя, дракона облегчённо вздохнула и ответила.
- Я знаю мало песен, кролик. Это и есть твоё желание? Я могу спеть тебе песню.
Я кивнул, дракона усмехнулась и размяла крылья, веки её красивых синих глаз ненадолго закрылись, когда она, сконцентрировавшись, вспоминала текст. А потом она наклонилась чуть ниже в мою сторону и начала петь. Не шёпотом, но тише, чем обычно; её голос, сам по себе замечательный, ещё никогда не звучал так ласково и хрупко, словно крылья бабочки, свободно несущейся сквозь зелёные лабиринты лесных зарослей. Мелисса пела так, как мало кто умеет; она вкладывала в каждое слово свой природный шарм, не просто содрогая воздух языком, а согревая его своими чувствами, принявшими красочную, мелодичную форму.
- В глухом лесу брожу с утра, приходит ночь, домой пора. Последний луч мне подмигнул, и лес во мраке утонул. Остановилась, не дыша, и в ночь летит моя душа. Я вижу непонятный свет, вдали мелькает силуэт. Среди деревьев и ветвей я вижу фей, я вижу фей. Во тьме мелькает хоровод, к себе зовёт, к себе зовёт.
Дракона закончила петь и сразу вопросительно наклонила голову в бок. Пожалуй, моё грязное деформированное тело было попросту недостойно находиться рядом с тем местом, где так красиво поют, именно так должна была бы сказать Мелисса.
- Ну как тебе, кролик? Я хорошо пою?
- Я люблю тебя, Мелисса.
- Что, опять? - дракона рассмеялась, как всегда, без нотки злобы, - Значит, ещё одно желание. Ну? - и легонько ткнула меня когтем. Совсем не так грубо, как обычно.
Я чуть не запаниковал, а её лишь веселило моё смущение. Мне было нечего ей предложить.
- Может, ты хочешь покататься на моей спине? Я тебя посажу между крыльями, будешь как наездник драконов! Ехать на мне верхом.
Я не мог поверить, что она это на самом дела предлагает, мне казалось, Мелисса сейчас раздавит меня лапой со словами "а вот на тебе", но этого не происходило. Более того, в её интонации совсем не ощущалось презрение, хотя я знал, как она ко мне относится. Или, может, я всё ещё слишком плохо её знал? Было крайне сложно предположить, что будет на самом деле, но я кивнул Мелиссе. Она отошла в сторону, сорвала большой лист с разлапистого кустарника, вернулась ко мне и принялась аккуратно, но тщательно вытирать им.
- Давай-ка для начала вытрем все эти плевачки, чтобы я сама об тебя не испачкалась. Это всё смывается, кролик, и писечные сопли тоже хорошо смываются. Когда я ходила в туалет, я специально крепко тебя держала, чтобы ты не упал, вот тогда тебя было бы не отмыть. А ты мне будешь нужен чистым.
Я вздрогнул и замер, послушно давая Мелиссе возможность вытереть моё повреждённое тело от вязкой гадости. Поверхность листа щекотала моё притупившееся осязание неожиданно бережными касаниями драконьих пальцев. Я не понимал что происходит. Она наверняка всё ещё собирается меня съесть, но что поменялось? Я не мог быть для Мелиссы ничем большим, чем временная игрушка. Но вытерев меня от слюны, она всё так же аккуратно подняла меня правой лапой и посадила себе на левое плечо, на прочные мышцы лопаток, за которыми начинались крылья. Её гладкая белая чешуя была выложена идеальным орнаментом, который плавно изгибался с каждым её движением, а земля так неожиданно оказалась отделена от меня телом Мелиссы, отодвинута на длину её стройных лап. Дракона сделала один шаг, и вместо пыльного грунта подо мной стали перемещаться волны её юных мышц, как поверхность ковра-самолёта, спокойно парящего вперёд над непроходимыми зарослями. Она сделала ещё шаг, и вместо ямок и камней на дороге мой вестибулярный аппарат уловил то, как элегантно пружинит её тело, как непринуждённо её белые лапы преодолевают всё, что находится снизу. После того, что я перенёс, это было по-настоящему волшебно. Я лёг на едва тёплую гладкую поверхность её чешуи и стал прислушиваться к приглушённому биению юного сердца, в то время, как Мелисса уносила меня всё дальше в ночь.
- Мы пойдём неведомыми тропами, кролик, мы пойдём туда, куда твоё племя не проникает даже мысленно, - высокие стебли травы плавно пролетали мимо нас, а их равномерное шуршание быстро растворялось в бурлящей смеси ночных звуков, - Мы пойдём туда, куда смотрит другое небо и видит другую землю, которая рассказывает другие истории. Ты же не зря искал меня здесь, ты знал, где я охочусь, ты сам хотел меня найти, потому что я прилетела оттуда.
В ночной темноте холмы, овраги и заросли мешались в сплошную россыпь едва мерцающих точек на границе видимого диапазона, знакомый мир уходил от меня, отодвигаемый назад мягкими шагами белой драконы. Её чешуя была единственным пристанищем лучей одинокой луны, которая безмятежно висела над границей опасных, но пригодных для обитания мест, а дальше стелилась дикая глушь, из которой не возвращаются. Я так и не понял, когда мы прошли её и оказались в безмолвной стране чудовищ, внешне такой же чёрной и невзрачной, но таящей в себе совершенно другую натуру, нежели привычные мне густые леса за тяжело укреплёнными поселениями. Мелисса шла вперёд совершенно спокойно, но её внимание работало на максимальной мощности, острые кончики милых ушек ловили каждый шорох таинственного леса, её глаза сосредоточенно следили за недостижимыми для меня тонкими силуэтами в буйной инкрустации заснувшей природы. Могучие белые крылья, готовые расправиться в любой момент и унести Мелиссу от опасности, были так близко от меня, как я никогда не рассчитывал их увидеть. Я мог бы прикоснуться к эластичной поверхности перепонки, но боялся побеспокоить дракону; она знала, куда идёт, её скорость была постоянной.
- Когда остальные кролики оставили эти края, здесь поселилось много чудовищ. Обычно мы избегаем друг друга, потому что никогда не знаешь, насколько опасен тот, кого ты встретишь. Но я знаю нескольких, они иногда приходят. Я здесь живу уже давно.
Из-за беспорядочной чёрной громады древесных крон стали проглядываться контуры чего-то, что не было создано природой. Ломаные линии старых кирпичных стен и остатки проржавевших насквозь труб сторожили вход в то, что когда-то было домом моей цивилизации, а точнее одним из множества фантастических мест обитания, которые мы когда-то для себя создали. Древние обломки, выглядывающие из густых зарослей, как дикие звери; они таили в себе страшную память, которую были способны прочитать лишь единицы. Но для меня развалины были всего лишь причудливой декорацией, чья структура поначалу казалась не более упорядоченной, чем коралловый риф. Мелисса шла по невидимой тропе среди бетонных осколков и остатков стальных конструкций непонятного назначения, большинство из которых природа уже давно присвоила и съела. Длинные стебли деревьев прорастали через уходящие к небу покосившиеся штыри высоких балок, которые когда-то поддерживали неведомую мне грандиозную конструкцию. Растения не спрашивали, где им расти, но суровые контуры развалин подчинялись какому-то древнему закону, между ними были очень широкие просеки-улицы, по одной из которых и проходил путь Мелиссы. Об этих местах ходили самые противоречивые слухи, я даже не рассчитывал, что когда-нибудь увижу их сам. Молчаливые бетонные громады ревностно хранили свою тайну, но мы не покушались на то, чтобы её раскрыть, тропа Мелиссы вела мимо них, как мимо невозвратимого прошлого, чтобы лишь на минуту выловить причудливые рукотворные контуры из ночной темноты, а затем навсегда оставить в ней.
Мы шли долго, и в конце концов, укачиваемый постоянными толчками драконьих мышцы, я заснул на спине Мелиссы. Пробудиться меня заставили всплески воды где-то поблизости. Я лежал на травянистом берегу дикого ручья и совсем не помнил, как дракона сняла меня со спины. Она смогла это сделать, не разбудив меня. Белая изящная линия её спины виднелась в темноте совсем рядом, она стояла тихо и неподвижно, не глядя на меня. Её лапы были погружены в стремительные воды ручья, которые чуть не доставали Мелиссе до живота, а когда я уже думал обратиться к ней, дракона неожиданно быстро сменила свою позу, выхватив что-то из воды и поднявшись на передних лапах. Только тогда она на меня посмотрела. В когтях у Мелиссы была большая жирная рыбина, она дёргалась в предсмертных конвульсиях, не способная дышать воздухом, но размашистые движения её скользкого тела никак не помогали ей вырваться. Дракона швырнула рыбину на берег, и тут я обнаружил, что их там уже целая куча. Ну ничего себе!
- Вкусная рыбка, - Мелисса лаконично прокомментировала своё занятие, - Её здесь много только ночью, когда светит луна. Другие чудовища об этом не знают, вроде бы.
- Но Мелисса, - я запнулся, чуть не спросив её, почему она не съест меня вместо этой рыбы. Такое лучше не спрашивать. Впрочем, дракона поняла, что я имел ввиду.
- Не думай, что я тебя не съем, кролик. Я это сделаю, когда придёт время, - она вышла из воды и приблизилась ко мне, - Когда ты живёшь и знаешь, что я тебя обязательно съем, я тебя могу ещё очень много обижать. Я даже могу просто постоянно напоминать тебе и смотреть, как тебе от этого плохо. Путь только один, кролик.
Мелисса легла на землю прямо напротив меня, положив свой нос так близко, что я машинально попятился от неё.
- Разве может быть какая-то другая причина, почему ты здесь? Посмотри, кролик, эти развалины, эти старые железяки кругом, ты же знаешь, почему о них так мало рассказывают. Потому что никто отсюда не выходит, кроме чудовищ. Но давай мы не будем спешить, - она покосилась на кучу рыбин, - Я столько всего придумала.

[sedyhr]

Komsomol, I like this, especially the spit.